Тайнопись

Рыбаки несут на прутьях рыбин и осьминогов с обвисшими щупальцами. Тащат на головах корзины, полные крабов, только клешни торчат над бортами. Горки фруктов и овощей. Рядом с торговцами лежат их двойники, поглядывая, как бы чего не украли. В клетках продают птицу. Тут же голые кули-носильщики ворочают тюки с шерстью. Торговки катят бочонки с пряностями. Бездельники-китайцы, покуривая кальяны, расчесывают друг другу косы. Брадобрей скоблит чей-то сверкающий череп. Снуют шайки базарных демонов, калек и псов.

Вот лекарка с хитрющими глазами. Сыпля прибаутками, натирает мазью больного. Бес хотел заглянуть в её мешочки, но она подняла такой шум, что он раздумал связываться с ней. Всем известно, что лекарки и ворожеи даже хуже ведьм — так заморочат башку, обольют кипятком или ожгут огнем, что рад не будешь.

Пошлявшись по базару, он увязался за горбатым стариком, собиравшим в тележку навоз. Навозу много — всюду стоят, бродят, возлежат коровы. Бес пару раз ткнул их в толстые вымена, но коровы только тупоудивленно посмотрели на него. А здешние злыдни, выглядывая из-за мусорной кучи, где они играли в кости, что-то угрожающе прокричали ему. Старик свозил навоз в угол к каким-то оборванцам, каждый раз криком предупреждая:

— А ну, в сторону! — а оборванцы, раскладывая навоз для просушки, весело болтали между собой, не обращали на старика особого внимания, хотя и не приближались к нему, хорошо помня, что им, париям, не только запрещено прикасаться к другим людям, но даже смотреть на них дольше, чем надо.

Недалеко от парий лежали курильщики опия. Бес подполз к ним, стал жадно вдыхать сладко-терпкий плотный дым. Потом кинулся на спину и принялся ерзать в пыли. Привыкшие не верить своим глазам, курильщики всё-таки удивленно пялились на землю и с бормотаньем тыкали трубками в клубочки вьющейся без ветра пыли. Бес посбивал с трубок тлеющий опий. Это изумило курильщиков еще больше. Ругаясь сквозь зубы, они вложили новые кусочки, запалили их кресалом, стали тянуть дым, испуганно оглядываясь и шушукаясь.

А бес опять посбивал опий с трубок, да так ловко, что кусочки улетели к париям в навоз, откуда брать их не решались даже такие конченые люди, как курильщики опия, о которых Черный Пастырь говорил, что у них вместо души — дым, а вместо мозгов — пепел, что они путают день и ночь, от мира им нужен лишь сок сонного цветка, а взамен они отдают миру пустой дым — добычу ленивых духов, которые только и знают, что парить над кострами и воровать фимиам у храмовых голубей. Духи дыма — первые и последние друзья курильщика. Да вот и они!.. Сидят на дощатой перегородке, подобно воронью, дремлют, не замечая ничего кругом.

Но бесу уже надоело тут торчать. Он выхватил у курильщиков последний кусок опия и швырнул его через забор, к париям, в бочку с коровьей мочой. Последний кусок потерять нельзя, поэтому самый молодой курильщик с руганью полез в бочку и начал вылавливать опий. Но моча была густа, как желтая сметана, бочонок глубок, а опий — тёмен и прыток: нырнул на дно и был таков!.. Засунув руку по плечо в мочу, он шарил там до тех пор, пока бочка не перевернулась. Другие курильщики подползли поближе и с бранью принялись искать опий.

Парии похватали бамбуковые палки, стали издали кричать на опийщиков:

— Убирайтесь отсюда! Бочку священной мочи разлили! Целый день собирали! — но те продолжали в исступлении шарить руками в нечистотах, разлитых по земле.

Бес бросил их, ушел в базарные ряды, и сразу наткнулся на последние дыхания двух куриц, умиравших вверх ногами на перекладине. За курицами стояли клетки с гусями и утками. Когда продавец рубил им головы, то их острые и беспокойные дыхания сами влетали в пасть и пучили брюхо, отчего бес икал и отрыгивал. Зудящее крыло не давало покоя.

За клетками шла стройка — в Глиняном ряду чинили крышу. Смачно хрустели пилы, часто били молотки. Около гончарного круга бес замер, будто что-то припоминая, но тут же со злобой шарахнулся прочь, перевернув глиняного Будцу и разбудив двойников, спящих возле готовых плошек.

Дальше он наткнулся на верблюдов. Презрительно вывернув шеи, они стали проклинать его своим горловым клокотаньем. Он тоже не остался в долгу, пару раз больно стеганув хвостом по их дрожащим горбам.

Невдалеке от кумирни толпились люди, глазели куда-то под навес, где в плетеном кресле сидела мумия в желтой тоге. Перед ней на столе дымился в пиале чай и лежал темный свиток. Бритый наголо брамин ходил по кругу со звенящей кружкой. Другой говорил о том, что эта мумия святого ламы из Тибета уже пять веков днем сидит спокойно и тихо, зато ночами разворачивает и сворачивает свиток, а святой чай никогда не иссякает в пиале, иногда даже вскипает и переливается через край, и тогда мумия стонет, как от ожога.

Народ громко удивлялся, заглядывал на мумию с разных сторон и за отдельную плату с опаской подходил целовать край желтой тоги. Никто не спрашивал, что написано в свитке. На вопрос базарного мальчишки, что сейчас делает мумия, седой брамин серьезно ответил:

— Она спит. Она устала. Ночью много читала.