Моисей Гелелович степенно расправляет усы и черную бороду с проседью, имеющую название «Виктор Эммануил», прокашливается и начинает громко читать:
«Листья папоротника — суть мудрости и смирения.
Навершия посохов в виде дикириев и трикириев — символ иерархической преемственности.
Бунчуки и павлиньи хвосты — знак воинской доблести.
Зрячие ладони — суть тайновидения.
Верблюды вниз головой и их погонщики символизируют неотвратимость начертанного на скрижалях.
Оранжевые цветы — знак началозлобного демона.
Плод граната священен, потому как содержит 613 зерен, количество которых равно числу заповедей Торы.
Плетенные из бересты восьмиконечные наперсные кресты обозначают праведность и кротость.
Рыбы вверх плавниками и рыбы с глазами — суть молитвенного собрания.
Горящие свечи и кубки для вина символизируют трапезу избранных.
Рипиды, украшенные золотом, — дар владычного достоинства.
Курдючные овцы выпасаемы добрым пастырем, трубящим в медный, оплетенный кожаными ремешками рог, прообразуют смирение.
Сияющие на солнце велосипедные спицы есть символы святости.
А балканские украшения в виде рождественских звездиц восходят к имени императора Александра I, посетившего Большую и Малую евпаторийские кенассы в 1825 году».
Чтение закончено, и я стою по пояс в воде.
Процедура закончена, и парализованную девочку вытирают вафельными полотенцами, перекладывают на носилки, накрывают белой простыней.
Яркий, буквально выжигающий глаза белый свет приемного покоя, белая палата, белые шторы, белые, со следами мушиных колоний потолки, белый кафель, а по белому с желтоватым отливом пластмассовому, напоминающему одиннадцатиэтажное панельное здание трехпрограммному громкоговорителю «Маяк 202» передают программу «В рабочий полдень».
И вдруг девочка открывает глаза и громко спрашивает: «Где он?»
«Кто он?» — недоумевают медсестры и женщины, которые каждый сияющий Божий день носят ее через весь город сюда, в грязелечебницу, на носилках.
«Тот, который был под абрикосовым деревом!»
«Под каким абрикосовым деревом?» — Паника нарастает, потому что они не понимают, что девочка спрашивает обо мне. Еще бы! Откуда они могут знать о том, что я всякий раз мысленно сопровождал процессию, примерял на себя ангельские крылья, выступая этаким хранителем, но при этом оставался незамеченным.
Девочка неожиданно встает на носилках и указывает в сторону завешенного белыми, развивающимися на сквозняке шторами окна, где, по ее разумению, растет то самое абрикосовое или гранатовое дерево, под которым притаился добрый фавн.
Подобные случаи исцеления составляли, что и понятно, исключение из общих правил, а потому вполне могли быть сочтены за чудо. Весть о выздоровлении парализованной девочки, вставшей и сумевшей ходить сразу после процедуры грязелечения, тут же облетела весь город.
Отплыв от берега на достаточное расстояние, я перевернулся на спину и стал смотреть в небо. Полуденное солнце входило в толщу воды, образовывая вертикальные, извивающиеся водорослями сполохи. А водоросли напоминали полозов, что приходили ниоткуда и уходили в никуда. Сначала пугался, потому что некоторые насекомые и змеи проплывали совсем близко, но вскоре они терялись в водоворотах, проваливались без остатка в бездонные воронки, были уносимы течениями, которые, как известно, символизируют вечность.
Страх проходил.
Мерцающее сияние угасало в глубине.
Северное сияние.
Сияние огненного восхождения пророка Илии на небо.
За обедом только и было разговоров, что о чудесном исцелении парализованной девочки.
Я молчал и неотрывно глядел в тарелку с супом, в которой неуклюже ворочалась ложка, сама по себе ворочалась, вылавливала капустные листья, перья вареного лука, натыкалась на опухшую от варки картошку и куски мяса. Говорить не хотелось совсем и слушать не хотелось никого. Разве что разрозненные отрывки фраз доносились до моего слуха, но они ровным счетом ничего не значили. Я просто не давал себе труда думать о том, о чем шла оживленная беседа за столом, я думал о другом.
О чем?
О том, что, закрыв глаза, лежа на носилках в тени абрикосовых деревьев рядом с нашим домом, парализованная, а теперь уже и не парализованная девочка каким-то немыслимым образом увидела меня. Почувствовала мое незаметное, как мне ошибочно тогда казалось, присутствие.
Может быть, в этом и был дар тайнозрения воплощения Премудрости, о котором в «Нравственных главизнах» читал Юхим Гелелович, сидя под облаком с серповидной луной в зарослях можжевельника.
Дар, заключавшийся в умении, закрывая глаза, видеть оборотную сторону луны, вечно погруженную во тьму, в способности разбирать символы и знаки, цифры и буквы.
Чтение «Нравственных главизн» происходило во внутреннем дворике краеведческого музея, где на специальных лафетах были расставлены глубинные мины, авиабомбы, торпедные аппараты и разного калибра якоря. Все здесь располагало к уединению, самодисциплине, особенно непроходимые заросли можжевельника, посаженные еще прежними владельцами дачи.