— Такъ вотъ, — сказалъ онъ, — тысяча долларовъ освобождается отъ обложенія. Теперь только нужно пойти, принести клятву объ этомъ документ и уплатить налогъ съ двухсотъ пятидесяти долларовъ и сорока центовъ.
Во время этой рчи его сынишка Вилли стащилъ у него потихоньку изъ жилетнаго кармана монету въ два доллара и исчезъ.
Я готовъ держать пари, что, если бы мой незнакомецъ завтра же сдлалъ визитъ этому юнош, онъ бы далъ ему не вполн точныя показанія о своихъ доходахъ.
— Скажите пожалуйста, вы для себя выводите такіе-же «расходы»?
— Ну, а то какже! Безъ этихъ одиннадцати закорючекъ, мн бы ежегодно пришлось быть нищимъ, чтобы поддерживать это ненавистное, негодное, разбойническое и тиранническое правленіе.
Этотъ господинъ много выше лучшихъ и солиднйшихъ мужей города — мужей съ нравственнымъ всомъ, съ непорочной торговой репутаціей, съ положительно незапятнаннымъ общественнымъ положеніемъ, — и поэтому я преклонился передъ преподаннымъ имъ примромъ. Я отправился въ податное бюро, предсталъ передъ обвинительные взгляды моего недавняго визитера и клялся въ одной лжи за другой, въ одномъ обман за другимъ, въ одной подлости за другой, до тхъ поръ, пока душа моя не оказалась на цлые дюймы обшитой броней ложныхъ клятвъ, а мое уваженіе къ себ было потеряно на вки.
Но какая въ этомъ бда? Тоже длаютъ ежегодно тысячи наиболе высокопоставленныхъ, богатыхъ и гордыхъ, уважаемыхъ, чтимыхъ и льстимыхъ мужей Америки. И потому мн-то такъ ужь «и Богъ веллъ!» и право-же, мн вовсе не совстно, только я буду теперь поменьше говорить съ незнакомцами, дабы безповоротно не впасть въ какое-нибудь ужасно дурацкое положеніе.
1870