Читаем Таинственный Леонардо полностью

В этой связи упомянем еще одно свидетельство, спутывающее все карты и принадлежащее Антонио де Беатису, секретарю кардинала Луиджи Арагонского, который в 1517 году сопровождал его в путешествии по всей Европе. В своем дневнике он рассказывает о встрече с Леонардо в его резиденции в Клу, где художник провел последние годы жизни. Да Винчи, престарелый, но очень оживленный и деятельный, показал своим гостям несколько рисунков и картину, которую он привез с собой из Италии, вероятно, это была именно «Джоконда». Это был «портрет одной знатной флорентийской дамы, писанный с натуры по заказу Джулиано Медичи». Таким образом, на картине была изображена не Лиза дель Джокондо, а флорентийская дама, запечатленная на портрете по просьбе Джулиано Медичи. Герцог был сыном Лоренцо Великолепного и братом папы Льва X, а также покровителем Леонардо во время пребывания художника в Риме с 1513 по 1516 год; в 1515 году Джулиано женился на Филиберте Савойской. Возможно, он заказал да Винчи написать портрет своей любовницы перед тем, как отправиться на бракосочетание? Не проще ли было бы думать, что Де Беатис перепутал и донес ошибочные сведения относительно картины, которую он видел в доме у да Винчи…

Тем не менее кто-нибудь может не поверить в версию с ошибкой и попытаться выяснить, как звали эту «флорентийскую даму» Джулиано. Копаясь в его частной жизни, удалось обнаружить, что в 1511 году у герцога появился незаконнорожденный сын от Пачифики Брандано, вдовы из Урбино. В пользу этой версии говорит черное одеяние дамы и ее прозвище Джоконда, являющееся производным от Пачифика. Однако знатная дама, жившая в Урбино, не могла быть флорентинкой…

Делать нечего. Нам не удалось распутать этот клубок.

Вдобавок поэт Энеа Ирпино как раз в те годы прекрасно описал великолепный портрет, созданный Леонардо: «Этот выдающийся живописец, написавший прекрасный портрет дамы под целомудренной вуалью, превзошел сам себя». Кем была Джоконда? Его стихи были посвящены некоей Изабелле, которая стала первой претенденткой на имя таинственной дамы. В те годы, когда Джулиано Медичи и да Винчи были в Риме, при папском дворе, там же находилась Изабелла Гуаланди, дочь пизанца Раньери, связанная близкими отношениями с Джулиано. Может быть, это была она? Версия, хотя и привлекательная, но не нашедшая других подтверждений, так что некоторые думали скорее о другой Изабелле: Изабелле Арагонской, вдове юного герцога Миланского Джан Галеаццо Сфорца, на что указывает темное одеяние и дольчатая вышивка по вырезу платья… Согласно другому мнению, слова де Беатиса, только сбивают с толку, и в лице дамы с луврского портрета можно узнать черты Изабеллы д'Эсте, которой в какой-то миг удалось настоять на своем и наконец получить от художника столь вожделенный ею портрет.

Ни одному из блестящих словесных портретов не удалось прояснить главный вопрос: идет ли речь о живописном портрете реально существовавшей женщины.

Однако остается сильное подозрение, что ни одна из этих женщин не была дамой, изображенной Леонардо. Не существует пока такой версии, которая имела бы преимущество перед другими. До окончательного и решительного решения этой загадки еще далеко. Возможно, это справедливо, поскольку можно сказать, что художник сам заметал следы.

Свалившаяся с Луны

В конечном счете ни одному из блестящих словесных портретов не удалось прояснить главный вопрос: идет ли речь о живописном портрете реально существовавшей женщины, поскольку живописец не отдал работу тому, кто ее заказывал? Почему он годами возил ее с собой, переезжая из города в город, и до последнего продолжал подправлять изображение? Чтобы ответить на этот центральный вопрос, кто-то намекнул, что речь может идти о портрете Катерины, его матери, с которой Леонардо вновь встретился только в зрелом возрасте, в Милане. Тот же человек прямо предположил, что эта картина – не что иное, как его автопортрет, искусно скрывающийся за изящными женскими чертами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки поэтики и риторики архитектуры
Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома – это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги – Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.

Александр Викторович Степанов

Скульптура и архитектура
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура