Тайны лабиринтов времени

Сидит пан у окна в шубе, лицо белое от злости. Прошло уже несколько дней, а от дружинников нет никаких известий. Пан знает, что нелегко поймать беглых в огромной степи, да и служивых можно потерять: кипчаки побьют или в рабство угонят, а то и сами холопы могут кровь пустить, если на курень казаков дружинники случаем выскочат. Ясы – злые они дюже на шляхту, и преданным шляхтичу холопам не уйти в степи от разъезда казачьего. Дружинники не токмо денег больших стоят, их еще найти нужно, верных да выносливых. Не дождавшись вестей, пан ушел в свои покои соснуть часок, другой.

Татары.

Татарин на взмыленной лошаденке мечется из конца в конец каравана, проклиная негодных пленников, этих забитых руссов. Не желают они уходить из родных мест, только и остается, что плеткой заставлять побыстрее шевелиться. Плетутся они медленно, как ни бей их, и татарин злится: вся орда уж ускакала вперед и рыскает по селам, набирая добро и рабов, веселят душу – жгут и насилуют.

Другие аскеры богатеют, а он зачем в поход пошел? Пленники не его, и как был он нищим, так им и останется, если, конечно, не успеет во время похода награбить добра.

Мучайся тут с этими дохлятинами, почти два тумена пленников оставили ему воины орды, а аскеров для охраны – всего полсотни. Попробуй, убереги рабов в дороге, чтобы не просто не передохли, а и непорченые дошли до моря, иначе на рынке за них большой цены не дадут. Выйти бы на Черный шлях, да и продать туркам, русским или шляхте, а, избавившись от обузы, и пограбить можно, двойной куш получится. За такое своеволие и самого могут на аркане с похода привести. Люди идут в три ряда, каждый связан с другим одной волосяной веревкой. Черная, словно змея, тянется она от невольника к невольнику по всему ряду. Шаг вправо, шаг влево – и никуда больше, не остановиться, не передохнуть. Шагай в рабство, а не можешь – забьют до смерти. Колодка на ногах натирает до крови, пыль, смешанная с потом, разъедает кожу под ней. Боли многие не выдерживают и сходят с ума или умирают.

Татары держат молодых женщин и девушек отдельно от казаков: одежда на них изорвана, а тело в синяках и кровоподтеках. Женщины связаны между собой, но колодок на них нет. Глаза пусты и безжизненны, у многих забрали детей и убили на глазах у матерей. Детей младше десяти лет татары не брали в рабство, все равно подохнут.

Тянется и тянется по выжженной земле невольничий караван, только пыль застилает глаза, только стоны невольников да дикие крики татар и хлесткие удары плетей слышны в степи. Вдоль дороги, по которой идет караван, остаются лишь трупы. Ночью бы идти, да не под палящим солнцем, но татары не видят во тьме ясырь.

Убегут пленники – тогда, считай, сам в рабство попал. Лишь только стемнеет, татары делают привал. Мужчины валятся на землю и забываются тяжелым сном, а во сне – вновь пыльная дорога и жгучая боль под колодками. Женщин аскеры отвязывают, поют водой и насилуют, ставших уже безвольными и бессловесными.

Пограничные села обнесены частоколом и рвом, в степи – заставы и разъезды, они должны предупредить казаков о приближении орды. Застава вырезана и валяется в пыли и крови, а в курене тихо и жизнь идет своим чередом.От заставы до куреня не рукой подать, далеко в степи лежат казаки, а вкруг них будто кто посеял – трупы мертвых кипчаков..

Давно не было орды – и люди успокоились, но казаки все же по степи гуляют: то шляхтича ограбят, то холопов от дружинников отобьют, то татар побьют. Зорко следят за степью казаки, да и разъездам вокруг села атаман приказал службу нести, а тут… Памятны селянам часы того утра.

Они еще вчера вкопали столб в землю. Казаки не спеша привязали к столбу веревки, натянули их и к свободным концам привязали лошадей. Кони шагали по кругу и копытами вымолачивали зерна арнаутки. Казаки присматривали за лошадьми и не спеша беседовали.

– Степан, а что, другого места для нас не нашлось? Ты ведь берег знаешь вдоль моря до самой затоки.

– А чего тебе не так?

– Да ветер, чтоб его! С лимана – с одной стороны, с моря – с другой.

– Тут спрятаться есть где, я эти места не токмо по земле исходил, но и под землей излазил. Пещеры тут есть, лазы подземные, катакомбы называются. Если кипчаки нагрянут, так там женщин и детей сховаем. Второе – это море, и лиман тут мелкий – турки скрытно не смогут подойти. Третье – Черный шлях далеко, татарам нет резону сюда соваться. Укромно, и залив с морем – как на ладони.

– Степь видна – не подберешься. А цвинтер за скалой будет?

– Да, за этим холмом, я в нем золотые монеты нашел, старые, но тяжелые, и вроде как нашими буквами, а все одно не по-нашему написано.

– Хлопцы, я дырку нашел, камень бросил туда, как колодец глубокая.

– Где?

– Здесь, на берегу, я полез.

– Ну, шо там?

– Пещера, вся в тине морской, но схованка хорошая.

– Ты монету атаману отдал?

– Отдал, треба пошукать – може, ще знайду.

– А шо атаман говорит: землянки рыть чи шо?

– Мазанки будем ставить, тут обживайтесь хлопцы, и не журытесь. Казаки давно на лиман подались – и от помещиков, и от ляхов, а еще раньше – от князей киевских. Тут воля.