– Наконец, – добавил Буридан, – при том условии, что свершится правосудие, которое будет полным, когда в память о моих друзьях Филиппе и Готье д’Онэ, убитых вами, вы прикажете вернуть их семье все то, что украл у нее ваш министр. Вот на каких условиях, мадам, я согласен жить. А иначе к чему мне жизнь?
– Хорошо, – прошептала Маргарита, и в глазах ее вспыхнул огонь. – Отверженная, осмеянная, оскорбленная в этот последний час твоим пренебрежением к любви и к величию, которые я тебе предлагала, я бы желала более полной и достойной меня мести. Ты избегнешь ее благодаря смерти. Что ж! Умирай же, и прощай, прощай навсегда!
Маргарита бросила последний взгляд на невозмутимого Буридана, и взгляд этот был, возможно, преисполнен искреннего восхищения.
Тяжело вздохнув, она повернулась и направилась к двери.
И только тут с беспокойством заметила, что дверь, которую она оставила открытой, заперта. Беспокойство переросло в ужас, когда Маргарита увидела, что на пути у нее стоят двое мужчин, неподвижные и безмолвные.
– Кто вы? – вопросила она тем высокомерным тоном, в котором сквозила привычная ей гордыня.
Ответа не последовало, и она закричала:
– Ко мне! Ко мне, мои храбрецы!..
Дверь не открылась. На зов ее никто не явился.
Что происходило в башне?.. Вдалеке за дверью она услышала чей-то смех…
На сей раз на лбу у нее выступил холодный пот. Тишина, царившая в камере, этот отравленный юноша, который, возможно, вот-вот упадет замертво, эти двое мужчин в масках, не сделавшие ни жеста… Маргарита почувствовала, как к сердцу подкрадывается страх.
– Кто вы? – повторила она голосом, который, тем не менее, оставался твердым. – Когда королева приказывает, нужно подчиняться! Говорите, кто вы?!
В едином порыве мужчины сорвали скрывавшие их лица маски.
На мгновение Маргарита застыла, словно окаменев от изумления.
Затем черты лица ее исказились. Мертвенно-бледная, она начала пятиться, не сводя выпученных глаз с этих двух лиц, одно из которых было ужасно печальным, а другое – пылало ненавистью, притом что оба походили на посмертные маски.
Маргарита резко поднесла руки к глазам, и ее пробила икота. Захлебываясь словами, королева прохрипела:
– Филипп и Готье д’Онэ! Призраки Нельской башни!
Буридан даже не пошевелился. Зловещая тишина повисла над этой сценой.
Маргарита Бургундская продолжала отступать до того момента, пока не оказалась прижатой к стене. По пути она задела стол, который пошатнулся: звон оловянных кувшинов и кубков был единственным шумом, раздавшимся в тишине, но никто из присутствующих не обратил на него внимания.
Они переживали незабываемую минуту тревоги.
Маргарита – в остром ужасе от этого видения, которое, благодаря суевериям того времени, казалось возможным, правдоподобным, соответствующим тем истинам, что сейчас выглядят смехотворными.
Буридан, вне всякого сомнения, отравленный – ожидая той секунды, которая унесет его в небытие.
Филипп – с любовью в сердце, любовью, которая, казалось, восторжествовала в нем над всем – презрением, гневом, беспокойством об умирающем друге…
Готье – бормоча глухие проклятия и спрашивая себя, как лучше убить эту женщину: ударом ножа или попросту задушив…
Это длилось с минуту.
И тогда, в этой мрачной тишине, Маргариту охватило то непреодолимое любопытство, которое возникает лишь с мыслями об иной жизни. Ей захотелось вновь взглянуть на призраков! Она опустила руки и увидела…
Увидела приближающегося к ней Готье.
И Готье со зловещим смехом говорил:
– А тебя не хватало на этом празднике, Маргарита! Послушай: не может же Буридан уйти из этого мира в одиночку! Ты составишь ему компанию! Эй, Буридан! Какая честь для тебя! Ты принимаешь смерть вместе с королевой, и какой королевой!
И Готье набросился на Маргариту.
Филипп, бледный, как привидение, даже не сдвинулся с места, только закрыл глаза, чтобы не видеть происходящего.
И тут королева от суеверного страха перешла к страху реальному. Она поняла, что Филипп и Готье – каким чудом, этого она сказать не могла! – избежали смерти, как-то выбравшись из мешка Страгильдо! Поняла, что они очень даже живы! И теперь Готье собирается ее убить!
– Буридан! Буридан! – завопила она. – Защити меня! Не дай мне умереть!..
– Скорее! Скорее, господа! – раздался вдруг чей-то хриплый и запыхавшийся голос.
Все – даже Филипп, даже Готье – обернулись на распахнувшуюся дверь.
– Ланселот! – воскликнул Буридан.
– Скорее! – повторил Бигорн. – Через секунду будет уже слишком поздно!..
– Не раньше, черт возьми, чем она понесет наказание! – прорычал Готье, и его рука опустилась на горло королевы.
– Готье!
– Что?..
Филипп был уже рядом с Готье.
Братья переглянулись. Или, по крайней мере, Филипп посмотрел на Готье. И, вероятно, была в этих глазах такая мольба или угроза, какие вырываются из глубины души в исключительные минуты, когда вся проблема той или иной ситуации сводится к этим двум словам: жить или умереть, и когда все прочее в счет уже не идет.