Тайны Нельской башни

– Черт возьми, я никогда не изучал логику. Итак, вторая вероятность: этот человек приходит. Тогда – одно из двух: либо он приходит один, либо с сопровождающими. Если один – вы сидите смирно. Если с сопровождением, то по крику: «Базош и Галилея!» вы занимаетесь нежданными гостями, оставляя мне моего человека.

– Богом клянусь, никогда еще западня не была устроена более ловко!

– Галилея тебе в помощь! Рапира так и жжет мне ладонь!

– Прощайте же, друзья, – промолвил Буридан, выходя, – и если не услышите крика, отдыхайте покойно, как те святые у центрального портика Собора Парижской Богоматери. А ты, – добавил он, проходя мимо Бигорна, – оставайся на посту!

Буридан подошел к городским стенам и остановился у ворот, в тени векового дуба. Шло время. Пробило полночь. Молодой человек дрожал от нетерпения, бормоча себе под нос глухие проклятия, но с места не сходил.

Наконец он вздрогнул от радости.

В тот момент, когда он уже и не надеялся увидеть того, кого ожидал, и собирался вернуться в кабачок, цепи подъемного моста пришли в движение. В сумерках раздалось резкое скрежетание, и мост начал опускаться.

– Это он! – прошептал Буридан, вперив огненный взгляд во тьму.

Действительно, для кого еще, как не для какого-нибудь сеньора, вроде Карла де Валуа, стали бы ночью опускать решетку и мост!

Через несколько минут на дороге появились трое всадников.

Буридан вышел из своего укрытия и направился прямо к ним.

– Кто вы? – произнес чей-то голос с подозрением.

– Жан Буридан.

– Ха-ха! Так это вы, мэтр!

– Да, и мне нет необходимости спрашивать ваше имя, чтобы узнать вас, монсеньор!.. – отвечал Буридан.

– Говори. Какое у тебя ко мне предложение? – промолвил Валуа.

– Не здесь, монсеньор. Ворота совсем близко, а у ворот есть глаза и уши, которые видят и слышат то, чему должно оставаться в тайне. Остерегайтесь ворот, монсеньор, будь то даже врата склепа!

Сказав так, Буридан зашагал по направлению к хижинам.

После небольшого колебания всадники последовали за ним, а когда увидели, что он остановился, спешились.

– Зря вы, монсеньор, – проговорил Буридан, – явились не один. Не соблаговолите ли отослать сопровождающих вас господ?

– Они – мои друзья и в курсе моих дел. Говори без опаски.

– Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, монсеньор. То, что эти господа в курсе ваших дел, еще не повод для того, чтобы они знали и мои.

– В таком случае, – промолвил Валуа, с подозрением оглядевшись, – я уеду, так тебя и не выслушав.

– Нет, монсеньор, – сказал Буридан глухим голосом. – Уже слишком поздно. Вы выслушаете то, что я собирался вам сказать, и выслушаете один. Если ваши друзья не желают удалиться, я буду вынужден их заставить!..

– Каков наглец! – проворчали те двое, что сопровождали графа. – И он еще смеет говорить с нами таким тоном!..

Обнажив кинжалы, они стали надвигаться на юношу.

– Базош и Галилея! – возопил Буридан, набрасываясь на Валуа.

Из лачуги, со шпагами наперевес, выбежали Гийом Бурраск и Рике Одрио.

Ланселот Бигорн исчез.

– Их всего двое! – возопил Гийом. – Посторонись, Рике, я справлюсь и сам!

– Это ты отойди, – прокричал Рике, – я облегчу их на пинту каждого!

Толкаясь, гогоча, и икая, проклиная всех святых и чертей, словом, безумно забавляясь, король и император оказались перед противниками, которых атаковали неистово, но методично. В левой руке они держали острые даги, в правой – шпаги.

Сумерки разрезали проблески стали.

– Поберегитесь, сударь, сейчас я перережу вам горло, – рычал Бурраск.

– Не суетитесь, милейший, не мешайте мне выпотрошить вас, как гуся! – вопил Одрио.

Двое спутников Валуа, сжав клинок в руке правой, а левую обмотав плащом, защищались, нападали, парировали, наносили стремительные ответные выпады, не произнося ни единого слова в ответ.

– Клянусь святыми Петром и Павлом и Девой Марией, вы мертвы, это говорю вам я!..

И Гийом первым проткнул противника, который упал замертво.

Почти тотчас же с глухим стоном повалился на землю и соперник Рике.

– Неловко в этом признаваться, – промолвил Рике, – но я давно уже горел желанием распотрошить дворянчика!

– Эвоэ![17] – в один голос прокричали друзья. – Nunc est bibendum![18]

И, вложив шпаги в ножны, они обнялись, вернулись в лачугу, наполнили кубки и вытащили свои рожки и кости. Уже через несколько секунд из хижины донеслись их голоса:

– Гляди-ка! Четверка и пятерка! Рике, играю на кошелек моего дворянина!

– По рукам! Кошелек твоего против кошелька моего! Посчитаем потом… О-па! Две шестерки!

* * *