Тайны Нельской башни

– Из любви к этой кровавой блуднице, – продолжал Буридан, – вы забудете, что завтра вам предстоит беспощадная битва в Пре-о-Клер, забудете о вызове, брошенном убийце ваших родителей, человеку, лишившему вас достатка! Из любви к Маргарите вы станете дважды предателем, забыв о вашем вызове Мариньи и о клятве, данной на могиле отца.

– Кровь Господня! Разрази меня гром! Тысяча чертей! – возопил Готье и со всего размаху разбил о стену керамический кувшин, в котором, его усилиями, уже не осталось вина.

Филипп ничего не сказал. Он лишь дрожал, и взгляд его растерянно блуждал по сторонам.

– Готье! – позвал Буридан.

– Я здесь, – прорычал Готье и возник на пороге – растрепанный, с мокрым от вина и слез лицом.

– Готье и вы тоже, Филипп, выслушайте меня. Сегодня вечером я пойду в эту проклятую башню. Буду там ровно в десять. Мне известно, где растет эта старая ива. Я пройду в шаге от нее и буду без оружия. Будьте же там оба и заколите меня, так как – клянусь вам дружбой, которая нас объединяет – даже Бог, поставь он у ворот с мечами всех своих архангелов, не сможет помешать мне войти в Нельскую башню!

Буридан направился к двери, и братья услышали, как он произнес:

– Пойдем, Ланселот, в этой берлоге нам больше нечего делать, поищем себе другую!

И тут Филипп разразился слезами.

Бросившись к выходу, он догнал Буридана и заключил того в свои объятья.

– Прости, – пробормотал он. – Забудь все, что было здесь сказано. Ты – мой друг, мой брат. Ты – меч карающий, каких больше не сыщешь. Завтра, Буридан, завтра я буду рядом с тобой в Пре-о-Клер. А сегодня вечером… если я и буду у Нельской башни, то для того, чтобы защитить тебя, спасти, как спас нас ты…

– Уф! – проворчал Готье, вытирая слезу. – К счастью, разбитый мною кувшин был пуст.

Трое мужчин обнялись по-братски. Готье поспешил наполнить ячменным пивом кубки, и после того, как они уселись за стол, Буридан произнес:

– А теперь я поведаю вам, почему мне так нужно быть сегодня вечером в логовище этого роскошного хищного зверя – нашей королевы!

XVIII. Влюбленная львица

Наступил вечер. Затем ночь растянула свои густые тени над уснувшим Парижем, тем Парижем, где даже лучик света не пробивал сумерки, тогда как современные ночи представляют собой пылающий костер, отблески которого достигают небес.

Река бесшумно бежала между песчаными берегами, где неясно различались ивовые рощицы, над которыми возвышались элегантные силуэты гибких тополей.

Буридан провел вечер в «Адской таверне».

Этот кабачок, посещаемый, в основном, студентами, впрочем, не имел ничего адского, за исключением той безудержной возни, которую устраивали его клиенты – корпорация шумная, воинственная, беспокойная, более дружная со шпагой, нежели с пером, корпорация, о которой студенты нынешние – за исключением разве что студентов германских университетов, лица которых изрезаны рубцами и шрамами, оставленными все теми же шпагами – не имеют ни малейшего представления. В сущности, в наши дни студент вообще мало что настроен изучать.

Студенты Средневековья, за редким исключением, дрались, грабили, вопили, искали ссоры с патрулями и с настоятелем аббатства Сен-Жермен, защищали unguibus et rostro

[22]даже от самого короля привилегии Университета и, не имея времени учиться – ввиду прочих многочисленных занятий, – не учились.

Следует представлять себе организацию тогдашних коллежей, учреждений набожных, построенных и содержавшихся на средства тех, кто желал спасти свою душу. Скажем, умирал какой-нибудь епископ. Если он боялся ада, или просто чистилища, а таких среди епископов – большинство, на оставленные им деньги основывался коллеж на шесть, двенадцать, пятнадцать студентов – в зависимости от того, сколь богат или грешен при жизни был завещатель. Отсюда – и количество коллежей, коими были буквально усеяны склоны горы Святой Женевьевы.

Так или иначе, студенты, принятые в эти заведения, получали кров, пищу, а самое главное – были избавлены от текущих расходов. Конечно, жилища их походили на берлоги – что правда, то правда, – пища была из тех, что современные проспекты квалифицируют как здоровую и обильную, тогда как любой студент от нее подолгу испытывает боль в желудке, зато нищета им определенно не грозила.

Как следствие, за эти вожделенные студенческие места разворачивалась настоящая борьба между толпами крикливых, голодных, не знающих, что делать с их десятью пальцами, прощелыг; одни из них становились разбойниками, другие – монахами, третьи – студентами, но всех их – и первых, и вторых, и третьих – опасались буржуа: разбойник обворовывал, монах выпрашивал милостыню, студент грабил и поколачивал. Все трое жили на краю общества с замашками мародеров.

Быть студентом не значило учиться. Это означало лишь одно: добиться крова и пищи в коллеже. Это звание носили в мире, как, скажем, титул шевалье. Студентами становились и в тридцать лет, и в сорок.