Если бы не уникальная возможность улавливать отголоски лёгких чувств этого конкретного наурианца, к концу обеда Таша полностью уверилась бы в его полнейшем к ней безразличии. Стейз был исключительно вежлив, галантно ухаживал за ней за столом, поддерживал беседу на нейтральные темы красот открытого космоса и истории его освоения людьми.
О последнем Стейз знал буквально всё, поскольку новая веха космических путешествий началась с достижений его обожаемой нуль-физики, открывшей мгновенные перемещения в соседние галактики, которые в реальном пространстве были разделены миллиардами световых лет. Схема каждого трансгалактического туннеля была похожа на высокое дерево с ветвящейся макушкой. Основной «ствол» вёл в центр соседнего звёздного скопления и заканчивался выходом вблизи его планеты-столицы, а множество веток-ответвлений на конце выбрасывали корабли к другим населённым планетарным системам этой галактики. Для перемещений по собственному созвездию использовались эти же туннели, позволявшие перенестись от звезды к звезде через зев основной трансгалактической артерии, как из комнаты в комнату через коридор перейти. Между планетами одной звезды чаще перемещались на шаттлах: небольшие суда разгонялись до субсветовых скоростей, но не были рассчитаны на перемещения в подпространстве. Вернее, в случае экстренной необходимости нуль-физики могли протащить их через туннель, как и отдельного человека или группу лиц, но такие методы считались опасными и использовались крайне редко.
– Самый популярный десерт в моём родном мире. – Стейз протянул блюдечко с горкой чего-то рассыпчатого чёрного цвета с мятно-зелёными разводами. По виду это были кусочки фрукта в тёртом шоколаде. Об известном факте, что биосинтезатор готовит блюда не из натуральных ингредиентов, а за счёт нуклонно-молекулярной сборки всех составляющих, не было принято говорить вслух. Таша ожидала продолжения нейтральной беседы на безличные темы пейзажей и вкусовых пристрастий разных рас, и тем более неожиданно для неё прозвучал вопрос: – Какие у тебя планы на будущее?
– Насладиться видом заснеженных долин без зелёных пятен гигантских колоний вирусов и отправиться в тюрьму: посмотреть в лицо старику авгуру и попросить его повторить предсказание, что мы эти вирусы никогда не победим, – честно призналась Таша. – Мне так думается, ты тоже придёшь к нему с фотографиями благополучно светящихся звёзд, когда выйдут предсказанные им сроки резонансных взрывов.
– Я о твоих личных планах: ты собираешься возвращаться в родной мир? В будущем? Когда решишь, что достаточно потрудилась на благо Альянса?
Тон безучастный, но прочувствованное Ташей напряжение без слов сообщило о важности её ответа для Стейза. Как же ей повезло ощущать его неяркие эмоции и улавливать в них радость от её присутствия рядом, симпатию и заинтересованность! Если бы не их таинственная связь, возникшая в опасной пустоте, ей бы в голову не пришло, что вопрос задан не из праздного любопытства.
– У меня там родители остались, я хотела бы навестить их, – осторожно ответила она.
– Никто не может запретить тебе навещать родителей. Твой случай уже внесён в исключения и ты имеешь полное право наведываться в свой закрытый мир, оставаясь при этом гражданкой Альянса, – подробнейшим образом объяснил Стейз. – Ты же прижилась в среде экологов, так почему бы тебе не продолжить своё образование и работу у нас? Тем более что ты заслуженно пользуешься уважением и признанием своих коллег со всех миров. Но, возможно, на родную планету тебя тянут не только родители?
О, как усилилось напряжение – оно даже прозвенело в голосе! Пока Таша силилась сообразить, что имеется в виду, Стейз одним слитным плавным движением поднялся со своего места. Протянул руку к Таше и выдернул её из кресла в тесное кольцо своих объятий.
– Если ответы на сто вопросов можно увидеть за один взгляд, за единственный ответный жест, то к чему сотрясать воздух? К чему тянуть, если можно узнать свой приговор сразу? – прошептал он. Помедлил, заглянув в глаза и давая шанс отстраниться, обхватил её лицо ладонями и властно притянул к своим губам.
Задохнувшуюся Ташу затопило волной еле сдерживаемой мужской страсти – чувства основного инстинкта, в отличие от всех прочих, у наурианца не казались приглушёнными.
«Логично: если бы физическое влечение они чувствовали так же слабо, как все виды эмоций, их раса вымерла бы до того, как завоевала космические просторы», – успела подумать Таша и закружилась в водовороте собственных жгучих чувств. Теряя голову и судорожно переводя дыхание, она порой замечала внимательные взгляды Стейза и понимала, что он ясно видит проявления тех эмоций, что сейчас захлёстывают её в его объятьях. Наурианцев с детства учили различать эмоции, как слепых – буквы шрифта Брайля, позволяющие им читать не хуже зрячих. Что ж, она не смогла бы скрыть свои чувства, даже если бы захотела сделать это.
Казалось, они целовались целую вечность...