Существует рассказ Юрия Самарина об одном виденном им собственными глазами случае из жизни А. С. Хомякова, в котором Самарин невольно стал свидетелем проявления духовного мира знаменитого славянофила. Произошло это вскоре после смерти в январе 1852 года Екатерины Михайловны, жены Хомякова. «Жизнь его раздвоилась, — пишет Юрий Самарин, — днем он работал, читал, говорил, занимался своими делами, отдавался каждому, кому до него было дело. Но когда наступала ночь и вокруг него все улегалось и умолкало, начиналось для него другая пора… Раз я жил у него в Ивановском. К нему съехалось несколько человек гостей, так что все комнаты были заняты, и он перенес мою постель к себе. После ужина, после долгих разговоров, оживленных и его неистощимою веселостию, мы улеглись, погасили свечи, и я заснул. Далеко за полночь проснулся от какого-то говора в комнате. Утренняя заря едва-едва освещала ее. Не шевелясь и не подавая голоса, я начал всматриваться и вслушиваться. Он стоял на коленях перед походной своей иконой, руки сложены крестом на подушке стула, голова покоилась на руках. До слуха моего доходили сдержанные рыдания. Это продолжалось до утра. Разумеется, я притворился спящим. На другой день он вышел к нам веселый, бодрый, с обычным своим добродушным смехом. От человека, всюду его сопровождавшего, я слышал, что это повторялось почти каждую ночь».
«Мы не знаем, — писал о А.С. Хомякове с удивлением один из самых глубоких исследователей русской мысли, — как сложился его твердый духовный и умственный характер. Из того, что мы знаем о его молодых годах, сложение его мировоззрения мало объясняется. Создается впечатление, что Хомяков “родился”, а не “стал”»{64}
.Но это впечатление и у самого о. Георгия Флоровского вскоре заменяется убеждением, что цельность духа у А.С. Хомякова — это результат его закаленности, прошедшей, быть может, через многие испытания и искушения, о которых история русской мысли просто нс знает из-за отсутствия свидетельств.
В 1837 году умирает А.С. Пушкин, постепенно начинает ослабевать поэтический накал начала XIX столетия, приходит время философских размышлений. В преддверии знаменитых «сороковых годов» со статьи «О старом и новом» (1839), по сути, начинается печатная проповедь славянофильского учения. Встает во весь свой гигантский рост вопрос о самобытности России, о се дальнейшем онтологическом выборе пути развития.
А.С. Хомяков оптимистически утверждал этот новый путь в своем рассуждении «о старом и новом». «Мы будем продвигаться вперед смело и безошибочно, — писал он, — занимая случайные открытия Запада, но придавая им смысл более глубокий или открывая в них те человеческие начала, которые для Запада остались тайными, спрашивая у истории Церкви и законов ее — светил путеводительных для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни русской, потому что они основаны на святости уз семейных и на неиспорченной индивидуальности нашего племени. Тогда, в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью».
Сам А.С. Хомяков был удивительно разнообразным человеком. Его дочь, Мария Алексеевна, вспоминала о своем отце так: «А<лексей> С<тепанович> любил всякое состязание (соревнование) словесное, умственное или физическое; он любил и диалектику, споры и с друзьями, и с знакомыми, и с раскольниками на Святой (в Кремле), любил и охоту с борзыми, как природное состязание, любил скачки и верховую езду, игру на биллиарде, в шахматы и с деревенскими соседями в карты в длинные осенние вечера, и фехтование, и стрельбу в цель» (отдел письменных источников Государственного Исторического музея). Он был столь многосторонен, что С.Т. Аксаков говорил о нем, что «из Хомякова можно выкроить десять человек, и каждый будет лучше его».
Во всем этом он был абсолютно неподражаем, обаятелен и запоминаем. Хорошо его знавшие вспоминали, что основными чертами его характера были простота и веселость.
В «Былом и думах» Герцен (идейный противник славянофильства) писал о Хомякове следующим образом: «Ум сильный, подвижной средствами и неразборчивый на них, богатый памятью и быстрым соображением, он горячо и неутомимо переспорил всю свою жизнь. Боец без устали и отдыха, он бил и колол, нападал и преследовал, осыпал цитатами и остротами»{65}
.