Тайны русской империи

Россия, по Н.Я. Данилевскому, должна перестать считать себя членом европейской политической системы, поскольку Европа показывает враждебное единство всякий раз, когда дело касается русских интересов. Выход России из европейской политической системы не предполагает разрыва всех дипломатических отношений с европейскими государствами. Н.Я. Данилевский также отнюдь не считал нужным безрассудно нападать на Европу, испытывая военное счастье на полях сражений, а хотел лишь изменения сущности направления русской политики. «Выступить из европейской политической системы, — писал Н.Я. Данилевский, — значит: не принимать к сердцу европейских политических интересов, смотреть на дело как оно есть и не закрывать глаза перед очевидностью, не принимать созданных себе призраков за действительность; где есть враг — там и видеть врага, а не считать его за друга, прибегая ко всевозможным фикциям, чтобы совершить эту метаморфозу, не на деле, конечно, а в собственном своем воображении»,

В статье «Несколько слов по поводу конституционных вожделений нашей либеральной прессы» Н.Я. Данилевский касается вопроса о верховной власти в России. Осознавая, что все формы власти — монархические, аристократические и демократические — несовершенны и никогда не смогут стать абсолютно идеальными, он выдвигает критерий исторической применимости лучшего принципа власти для каждого конкретного народа и государства: «Вопрос о лучшей форме правления для известного государства решается не политическою метафизикой, а историей». При этом, отрицая необходимость и даже возможность введения в России конституции, он видел абсурдную нелепость в идее чистой демократии, предполагающей главным своим политическим догматом верховную власть народа в государстве. Отрицая наличие воли у народа для выполнения огромного количества дел государственных, Н.Я. Данилевский считал также, что народное просвещение не способно сделать из народа верховного владыку своего государства, поскольку предметы государствоведения требуют огромных знаний и постоянной практики, чего никакое общеобразовательное просвещение дать неспособно. Основная масса народа просто не имеет свободного от постоянного материального труда времени для серьезного просвещения. А потому в требовании конституции и народного волеизъявления Н.Я. Данилевский не находил ничего, кроме всегдашнего желания нашей интеллигенции перенять европейские политические институты, то есть «поевропейничать».

То же подражательство Н.Я. Данилевский видит и в вопросе о происхождении нашего нигилизма (в одноименной статье). Разбирая работу одного современного ему публициста, преодолевшего в своем сознании нигилизм, Н.Я. Данилевский указал на то, что наш нигилизм — это явление не специально и самобытно наше, а «благоприобретенное», все оттуда же, из Европы. «Самостоятельность наша, — пишет он, — в деле нигилизма оказалась только в одном, — в том, в чем всякая подражательность самостоятельна, именно мы утрировали, а следовательно, и окарикатурили самый нигилизм, точно так же, как и новейшие методы утрируются и принимают вид, переходя на головы, плечи, талии провинциальных модниц и франтов».

Для Н.Я. Данилевского лучшим доказательством несамостоятельности и подражательности нашего нигилизма явилось то, что он народился на свет как раз во времена реформ императора Александра II, во время наиширочайших гражданских свобод и государственных перемен. «Какое, — вопрошал Н.Я. Данилевский, — доказательство подражательности, несамобытности, беспочвенности нашего нигилизма может сравниться с этим совпадением?»

Конечно, Н.Я. Данилевский понимал, что нигилизм имел свои корни в русском обществе, и прежде всего в сороковые и пятидесятые годы, годы, когда западничество выступило с сознательным требованием подражания Европе, вытравляя понемногу все самобытные начала. Русское общество в те времена уже было подготовлено к восприятию любого содержания, переносимого из «страны великих чудес»…

Одним из самых рьяных и недобросовестных критиков Н.Я. Данилевского, вероятнее всего, был B.C. Соловьев, который часто упрекал Н.Я. Данилевского в том, что тот променял «христианский универсализм» на племенной национализм или панславизм. Утверждалось это, конечно, в связи с книгой «Россия и Европа», которую B.C. Соловьев не стеснялся в частной переписке называть «Кораном всех мерзавцев и глупцов»^{69}

.

Здесь видна некоторая личная «задетость» B.C. Соловьева, которая, быть может, легче понимаема после прочтения большой статьи «Владимир Соловьев о православии и католицизме». Статья была опубликована в «Известиях Славянского общества» в марте 1885 года, и в ней Н.Я. Данилевский вскрывает не только частную неправоту B.C. Соловьева в отношении православия, но и делает гораздо более важные выводы о способе мышления и построении доказательств, свойственных B.C. Соловьеву.