Тайны смерти русских писателей

В любом случае, если верить Васильчикову и Мартынову, секундантами стали трое членов «кружка шестнадцати» — титулярный советник князь Александр Илларионович Васильчиков, капитан Алексей Аркадьевич Столыпин (Монго) и штабс-капитан Сергей Васильевич Трубецкой. Четвертый — корнет Михаил Павлович Глебов — был просто общим приятелем. Васильчикова и Глебова нынче называют официальными секундантами, Столыпина и Трубецкого — негласными.

На следствии Глебов назвал себя секундантом Мартынова, Васильчиков — секундантом Лермонтова. О присутствии на месте дуэли Столыпина и Трубецкого от комиссии скрыли, поскольку оба являлись ссыльными и находились в немилости у Николая I. На самом деле кто чьим секундантом был, выяснить не удалось по сей день, а гадать по такому мелкому вопросу не стоит.

Такая же путаница произошла во время следствия, когда начали выяснять, кто с кем, как и когда приехал к месту дуэли. Из сохранившейся в архивах Мартынова записки от секундантов известно, что Глебов и Васильчиков приехали в беговых дрожках, принадлежавших Мартынову! Сразу возникает вопрос: почему впоследствии на них нельзя было привезти раненого или убитого Лермонтова? Или зачем надо было рассказывать о каких-то дрожках на следствии, если их не было? Вопросов много, и все они теперь неразрешимы.

Дуэль произошла примерно в 7 часов вечера на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северозападного склона горы Машук, в 4 верстах от города. По признанным официальными показаниям Мартынова, «был отмерен барьер в 15 шагов и от него в каждую сторону еще по десяти. Мы стали на крайних точках. По условию дуэли каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру…». Сохранились черновики показаний того же Мартынова, где говорится: «Условия дуэли были: 1-е. Каждый имеет право стрелять, когда ему угодно… 2-е. Осечки должны были считаться за выстрелы. 3-е. После первого промаха… противник имел право вызвать выстрелившего на барьер. 4-е. Более трех выстрелов с каждой стороны не было допущено…» Использованы были дальнобойные крупнокалиберные дуэльные пистолеты Кухенройтера с кремнево-ударными запалами и нарезным стволом, принадлежавшие A.A. Столыпину.

По предположениям лермонтоведов, все участники дуэли, за исключением Мартынова, всерьез ее не воспринимали, а потому Р. И. Дорохов, участвовавший в выработке условий дуэли, предложил самый жесткий вариант из всех возможных. Кто-то считает, что этим Дорохов хотел остудить пыл драчунов, кто-то — что он хотел гарантированного убийства Лермонтова…

Вообще остается только удивляться всей нелепости происходившего! Ведь к месту дуэли даже не позвали врача и не наняли на всякий случай экипаж, чтобы увезти раненого (этот факт однозначно разрушает версию о благородной попытке помочь поэту уйти из армии). Либо господа офицеры играли в дуэль, либо и в самом деле правы сторонники версии заговора. Но, скорее всего, решающую роль в этой дуэли сыграл «заговор» солдафонского фанфаронства, аристократической дури и лени. Все было пущено на авось!

Далее Мартынов показал: «… Я первый пришел на барьер; ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок…» Васильчиков его дополнил: «…расставив противников, мы, секунданты, зарядили пистолеты, и по данному знаку господа дуэлисты начали сходиться: дойдя до барьера, оба стали; майор Мартынов выстрелил. Поручик Лермонтов упал уже без чувств и не успел дать своего выстрела; из его заряженного пистолета выстрелил я гораздо позже на воздух». Глебов дополнил: «Дуэлисты стрелялись… на расстоянии 15 шагов и сходились на барьер по данному мною знаку… После первого выстрела, сделанного Мартыновым, Лермонтов упал, будучи ранен в правый бок навылет, почему и не мог сделать своего выстрела».

И вновь путаница, и непонятно, кто врет. Дело в том, что, как только стало известно о гибели Михаила Юрьевича, по Пятигорску сразу начали распространяться слухи, будто Лермонтов категорически отказывался стрелять в противника и пустил пулю в небо, а Мартынов долго целился и убил поэта. Именно эти слухи были записаны в дневниках и распространились посредством многочисленных писем. Лермонтоведы подтвердили именно эту версию следующим образом.