Тайны Смутного времени

Эскьюз ми, мы, кажется, отвлеклись. Как выражается мой знакомый доктор наук и профессор: «Я не интеллигент, у меня профессия есть». Гумилёв, кстати (который Лев), на вопрос, числит ли он себя среди интеллигенции, решительно отвечал: «Да боже упаси!» Но это так, к слову.

Весь этот пассаж приведен с одной-единственной целью: напомнить, что сплошь и рядом петровские реформы печатно и публично оценивают люди, которые просто не понимают, в чембыл корень зла…

Бороды и охабни — сие вторично, третично, десятирично. Всего через полторы сотни лет после борьбы Петра с бородами мода на бороды пышным цветом расцвела в Западной Европе, ими щеголяли все — от Жюля Верна и Пастера до Бисмарка и Мольтке, а человек с бритым лицом вплоть до Первой мировой войны прежде всего вызывал мысли, что это, должно быть, актер, у коего отсутствие растительности на лице вызвано сугубо профессиональными соображениями. Даже появился словесный оборот, встречающийся во многих романах того времени, — «бритый, как актер»…

Главный и трагичнейший признак российского отставания от Западной Европы — не одежда и прически, а слабость третьего сословия. Отсутствие (или пребывание в зачаточном состоянии) институтов, аналогичных европейским торговым и ремесленным гильдиям. Именно на горожан, кровно заинтересованных в отмене средневековых феодальных правил, мешавших спокойно торговать и производить, опирались европейские короли в борьбе с баронской вольницей.

Россия в этом плане трагически отставала. Трагически, но не безнадежно — в правление Алексея Михайловича, Федора и Софьи прямо-таки ударными темпами стала развиваться самая что ни на есть рыночнаяэкономика, то есть — частное предпринимательство, торговля и производство, практически свободные от опеки государства.

Иван Грозный, как много раз говорено, был сатрап. Он мог рубить головы и варить на сковородах, спускать на народ медведей и громить изобличенные в сепаратизме города. Однако он — как любой другой российский самодержец до Петра — вовсе не посягал на основы

рынка. Не лез в экономику.

Меж тем Петр впервые в отечественной истории начал в самых широких масштабах внедрять систему, охарактеризовать которую прямо-таки подмывает термином «большевизм».

Или — государственный капитализм, не суть важно. Не тот случай, когда стоит играть терминами. Главное — если доПетра российская экономика развивалась по общемировым

законам, при Петре она вернулась к откровенному рабству. То есть укладу, который по самой сути своей не может быть эффективным…

Простой и яркий пример — металлургическо-оружейное производство. Допетровский Пушечный двор, главный оружейный завод России, не был, конечно, частнымпредприятием. Однако все до единого там работавшие, от «главных конструкторов» до последнего подметальщика стружек, были вольнонаемными, получали самую высокую в стране «казенную» зарплату (и даже, подобно западноевропейским мастерам, имели свой цеховой знак, который носили на груди). В царских указах особо подчеркивалось, что хозяева заводов, как русские, так и иностранцы, обязаны нанимать «всяких людей по доброте, а не в неволю».

При Петре на многочисленных, выраставших, как грибы, заводах в основном работали рабы — бесправные люди, трудившиеся за харчи, загнанные

за высокие стены на всю жизнь. В документах того времени сплошь и рядом встречаются слова «отдать в работу навечно»: не только на оружейные заводы, но и в прядильные мастерские, если речь идет о женщинах. Указ 1721 г. гласил, что все промышленники, даже не дворянского происхождения, имеют право покупать деревни с крепостными крестьянами, которых вправе заставлять пожизненно трудиться на заводах и рудниках. Дошло до того, что с заводов запрещаюсь изымать беглых от помещиков крестьян, — но легко догадаться, что эти «облагодетельствованные» беглецы становились рабами уже не помещика, а фабриканта…

Это был поворот, повторяю, даже не к феодализму — к рабству. Причем грустный парадокс в том, что не только были обращены в рабов мастеровые, но и фабриканты порой становились таковыми… не по своей воле. Берг-и-Мануфактур Коллегия (тогдашнее министерство горного дела и промышленности) строило за казенный счет фабрики, а потом сдавало их частным лицам или компаниям… иногда не спрашиваяжелания. Когда было решено начать собственное производство сукна, в 1712 г. высочайше повелено «завести за казенный счет фабрики и отдать их торговым людям, а буде волею не похотят, ХОТЯ БЫ И НЕВОЛЕЮ». Наверное, это единственный в мировой практике пример, когда фабрикантом делали в принудительном порядке…

Легко представить, с какой «производительностью» трудились фабричные рабы, сколь «инициативно» управляли навязанными им фабриками нежданные владельцы…

Логически продолжая «прогрессивный» курс петровских реформ, в 1736 г. Анна Иоанновна издала указ, по которому все вольные мастеровые, в данный момент работающие на заводах, объявлялись «навечно и с потомством» закрепленными за фабрикантами…