– В этот раз я скажу немного. Только самое важное. Странно и неловко чувствовать себя спасенной. По всей предыдущей жизни я не привыкла просить и принимать помощь. У меня же перед тобой долг великий и небывалая ответственность: теперь такое ощущение, что все, что делаю, делаю и для тебя тоже и как бы с тобой. Очень страшно «заехать не туда». По инерции живу еще по принципу: «Человек, в сущности, тотально одинок, и это неустранимо»
Не знаю, как рассказать, но раньше я считала тебя своим учителем, а теперь поняла, что нет никаких учителей, а лишь, в лучшем случае, если повезет – хорошие добрые советчики, которые встречаются то в придорожном трактире, а то и в ночлежке, в которую тебя занесла пурга. И ты слушаешь их советы, но почти всегда это получается в полусне, поскольку, ты слишком устал и радуешься, что теперь можно просто прикрыть глаза, без малейшего риска замерзнуть. Но порой бывает так, и именно так произошло со мной, что очнувшись уже утром, когда пурга стихла, ты не находишь рядом того ночного человека, который заботливо оттер шерстяным шарфом твои окоченевшие ноги и согрел для тебя чашку вина.
До тебя медленно доходит, что после того, он еще что-то советовал насчет дальнейшего пути, что-то необыкновенно важное. Что-то без чего дальше и двигаться-то невозможно… И тогда ты с горечью понимаешь, что закрыв глаза и заснув, ты потерял неизмеримо больше, чем если бы заснул там, на морозе, по ту сторону двери.
Рассеяние
Говорить об опасности сегодня уже, пожалуй, бессмысленно. Это – правда, ибо, в противном случае, я бы не стал рассказывать о событиях, о которых пойдет речь ниже. Все это было странно и, чего греха таить – страшно, но главное – совершенно непонятно – что именно нужно делать? А предсказание или даже пророчество беды без идеи, как ее преодолеть – дело бесполезное, если даже не праздное. В общем, теперь – это уже просто воспоминания, худо-бедно изложенные, всего лишь воспоминания, которые, я вполне допускаю, интересны и дороги только мне.
***
Это был, наверное, один из самых спокойных периодов в моей жизни. Все вокруг было как нельзя лучше, и говорить именно тогда о каком-то катаклизме было бы в высшей степени нелепо. И тем не менее…
Первое видение случилось на одной из центральных улиц города, имевшей длинное название, ассоциируемое с фанфарами и победными шествиями. Я возвращался с какой-то встречи, когда со мной вдруг произошло нечто странное, что несколько позже, уже имея опыт, я назвал «включением».
В общем я увидел все тот же город, но теперь его уже нельзя было назвать городом привычных лиц, поскольку лиц не было. Он был мертвым и заброшенным. Некогда радовавшие глаз старинные, немного вычурные дома, теперь медленно превращались в мертвые каменные осколки, улицы – в пыльные замусоренные лабиринты, оставленные, очевидно, суетно, в какой-то момент и сразу.
Последнее обстоятельство не вызывало у меня ни малейших сомнений. Я обнаружил на своем пути несколько автомобилей с приоткрытыми дверцами и оставленными ключами зажигания, я видел, что в квартирах, постанывающих от трещин, стоит мебель и висят занавеси и картины. Город был явно оставлен уже давно, это было понятно, поскольку через асфальт проезжей части пробивалась густая бурая трава. Многие балконы обрушились из-за прорастающих из стен деревьев. Теперь мой город стал пристанищем диких собак, которых здесь было видимо-невидимо. Происходящее мне казалось странным, но боясь упустить картину, я все же медленно двигался по пустынным улицам, как корабль-призрак, занесенный неведомым ураганом. Ветер носил клубы пыли и песка, но привычного мусора – газет, банок и бутылок нигде не было. Вот аптека. Странно – целые стекла, правда, большинство лекарств вывезено. Магазины полны или наполовину полны товаром. И вот опять странность – город брошен давно, а мародеров здесь почему-то не было. Оглядываюсь. Картина пропала также внезапно, как и появилась, и вот я снова стою на том же месте, где и был. Причем в этом моем привычном мире прошло от силы полсекунды, поскольку и ноги и руки были практически в том же самом положении, что и до видения…