Тайны Торнвуда

Я доехала до поворота. Если сверну налево, дорога приведет нас в Торнвуд. Если поеду прямо, через перекресток, то двинусь на север, к аэропорту, а оттуда, если продолжу путь мимо посадочных площадок, попаду на Уильям-роуд.

Я включила поворотник и снизила скорость, чтобы повернуть к дому, но продолжила путь прямо. Когда гудрон сменился гравием, «Селика» задребезжала и трещина на лобовом стекле еще чуть увеличилась. Здесь вдоль дороги росли более густые деревья и такие высокие, что словно соединялись с низко висевшими грозовыми тучами, заслоняя последние полосы серого дневного света. Неужели сейчас всего четыре часа? Больше похоже на полночь.

Бронвен заметила, что мы направляемся не домой:

– Куда мы едем?

– Я хочу кое-что тебе показать.

– Что?

– Это секрет. Увидишь.

– Секрет? – Она помолчала, сведя брови. – Значит, он все же нравится тебе? Папа Джейд, я имею в виду?

Я подняла глаза к небу.

– Когда мне кто-нибудь нравился?

– Никогда.

– И у меня нет намерения начинать сейчас.

– Ты сказала, что мы переехали в Мэгпай-Крик, чтобы начать новую жизнь.

– Так и есть, но это не означает, что я собираюсь потерять голову при виде первого же встречного парня.

– Ты правда видела его полураздетым?

– Он всего лишь смывал кровь с рук после того, как помог собаке старика.

– У него красивые мускулы?

– Брон! – Я не на шутку рассердилась.

– Ну красивые?

– Я не заметила, – ледяным тоном ответила я. – В любом случае это к делу не относится. Твой папа был для меня единственным мужчиной. Я никогда не смогу полюбить кого-то другого.

Бронвен театрально закатила глаза.

– Ты все время это говоришь. – Она расстегнула сумку, достала бутылку с водой, шумно отхлебнула, затем ладонью захлопнула крышку. – Так что же это за секрет? Если речь не о безумной влюбленности в отца Джейд, тогда о чем?

На Уильям-роуд стояли только два дома: один – маленькая, обшитая досками лачуга, очевидно, брошенная. Другой, появившийся сейчас в поле зрения, был красивым, характерным для Квинсленда строением на высоком фундаменте, в окружении заросшего сада. Снизив скорость, я встала на обочине напротив и выключила двигатель.

– Я нашла два снимка.

– Что? Это твой большой секрет?

– Загляни в бардачок.

Бронвен рывком открыла отделение и вытащила конверт. Достала фотографии и внимательно рассмотрела каждую, наклонив голову чуть не до коленей.

Мы долго молча сидели в душной машине: я слушала стук дождя по крыше, а Бронвен изучала фотографии, как будто они содержали давно искомые ответы на самые каверзные вопросы ее жизни. Когда она догадалась перевернуть больший снимок, то ахнула при виде сделанной от руки надписи.

– Я так и знала, – возбужденно сказала она, – это папа в детстве. Кто эти другие дети? Светловолосая девочка похожа на меня.

– Это сестра твоего папы, Гленда, она умерла. А рыжая девочка – Кори, тетя Джейд. Другой мальчик – папа Джейд. Все они выросли вместе.

– Джейд говорила мне, что ее отец и мой были друзьями в детстве. – Она долго рассматривала снимок. – Как жаль, что папы больше нет. Я скучаю по нему.

Я позволила себе взглянуть на темноволосого мальчика на фотографии, мысленно видя мужчину, которым он стал позднее – привлекательного, умного, сексуального и озорного весельчака, великолепного художника…

– Я тоже по нему скучаю.

Остывающий мотор «Селики» шумно щелкал. От блестевшего мокрого капота поднимался пар. Дождь стал теперь настолько редким, что я различала стук отдельных капель по крыше машины. Внимание Бронвен переключилось на окно, сосредоточилось на доме, напротив которого мы встали.

Он был очень похож на другие дома, которые я видела в Мэгпай-Крике, – деревянную обшивку не помешало бы покрасить, а покрытые ржавчиной водостоки заменить, – но его исторические детали сохранились в целости: декоративное чугунное кружево, витражные окна, увитая зеленью веранда и широкая лестница. У центральных ворот, в тени высоких цезальпиний, которые частично заслоняли дом от дороги, пенились розовые розы. С внешней стороны забора простирался буш, сгущаясь позади дома, где он устремлялся вверх по холму. Массивная темная араукария вздымалась вверх, тыча большими ветками в небо. Араукария не слишком изменилась с тех пор, как под ней сфотографировали Тони, Гленду и их мать, и ее причудливо изогнутый ствол узнавался безошибочно.

Взгляд Бронвен задержался на дереве, затем метнулся к снимку. Придя к некоему выводу, она вопросительно посмотрела на меня.

– То самое дерево, – сказала она. – Это старый папин дом?

– Твой отец здесь вырос, но это дом твоей бабушки.

– У меня есть бабушка? – Глаза Бронвен расширились. – И дедушка тоже?

– Милая, твой дедушка Клив давно умер.

Дочь снова обратила взгляд на дом.

– Ой, мама, а моя бабушка знает, что мы здесь? Ты с ней говорила? Какая она? Когда я смогу с ней познакомиться?

– Что ж, это и есть секретная часть, Бронни. Твоя бабушка – Луэлла – никогда не выходит из дома. По-видимому, ее можно назвать отшельницей. А теперь, после того, что случилось с твоим папой, боюсь, она расстроилась настолько, что вообще откажется с кем-либо встречаться.

Бронвен задумалась.