Тайны Торнвуда

Впервые со времени переезда в Торнвуд я скучала по гулу городского транспорта, реву клаксонов и сирен, дребезжанию трамваев и успокаивающему сиянию уличных фонарей. Шум, яркий свет – раздражители. Неужели люди поэтому стекаются в города? Не ради работы, не ради образа жизни, даже не ради безликих толп, в которых можно затеряться, – но ради постоянного, никогда не исчезающего раздражителя?

Скинув с ноги простынь, я опять повалилась на кровать. От пота зудела шея, и мне хотелось расчесать ее до крови. Вместо этого я попыталась помедитировать… только чтобы резко проснуться через несколько минут, еще больше, до невозможности напряженная.

Наконец плотину прорвало.

В сознание полились образы – детский бассейн, наполненный небом; четыре маленьких лица, сморщившихся от смеха; девочка со светлыми, до белизны, косичками и худой темненький мальчик с большими глазами. Высокая женщина с добрым лицом, запертая в тюрьме собственного дома. Человеческие кости, выкопанные в запруде, и камни, осыпающиеся со смертельно опасного обрыва. Люди, которых я никогда не встречала, начали бормотать мне свои тайны. Мертвые воскресли – умоляя, уговаривая, призывая выслушать их истории, на что у меня не было никакого желания.

Отсутствовал только один голос.

– Сэмюэл, – прошептала я в темноту. – Где ты? Почему ты не говоришь со мной?

В комнате было не продохнуть, воздух – как в духовке. Несмотря на прохладный душ, кровь в жилах кипела. Встав с кровати, я нащупала шлепанцы и на цыпочках прокралась по коридору.

Едва переступив порог дальней спальни, я почувствовала себя спокойнее. Голоса в голове стихли, поток навеянных грезами образов ослабел. Я сказала себе, что это никак не связано с приближением к фотографии Сэмюэла Риордана; никак не связано с тем, как успокаивает меня его надежное присутствие… и никак не связано с тоской одиночества в груди, которая вызывает у меня желание обнять большое теплое тело и забыть, хоть ненадолго, что я одна.

Я тяжело упала на постель. Пару раз чихнула, свернулась в клубок и накрыла голову подушкой. Ничего не произошло. Тогда я швырнула подушку на пол, перевернувшись на живот, зарылась лицом в матрас. После вся койка будет в складках, ну и наплевать. Хотелось сна… сна и сладкой тишины забытья.

* * *

Искорка сознания сообщала мне, что я сплю, однако в своем сонном состоянии я могла поклясться, что мужчина, лежащий рядом со мной в постели, реален.

Сначала я подумала, что это Тони – сны часто воскрешают мертвых. Он плакал, поэтому я и подумала о нем. Столько ночей разрушалось его кошмарами, столько ночей наполнялись успокаивающими словами, чаем, растиранием спины.

Но это был не Тони. Худой, поджарый Тони обладал обезоруживающе мальчишеской внешностью. Мужчина рядом со мной был приличного веса, плотный, широкий в кости. И каким-то образом я поняла, что он страдает не потому, что проснулся из-за ночного кошмара, а потому, что только что из кошмара вырвался.

– Сэмюэл?

Обняв, я крепко притянула его к себе, как когда-то делала с Тони, прижимаясь губами к его макушке, бормоча слова успокоения. Волосы у него пахли солнечным светом и потом, кожа на ощупь была горячей.

Прядь моих волос упала ему на лицо. Она была очень длинной, лежала мягкими волнами, поблескивавшими в лунном свете. Я откинула локон в сторону, позволив пальцам на секунду задержаться на щеке мужчины и прочертить линию по шее, до ямки между ключицами.

Сэмюэл вздрогнул:

– Айлиш.

– Я здесь, – прошептала я. Голос был не моим. Или, точнее, моим, но звучал хрипло, как после долгого молчания.

Сэмюэл словно не услышал.

Я обняла крепче. От его жара мои груди горели, как в лихорадке, Сэмюэл обжигал мои руки, живот, бедра. И все же он дрожал, как на холодном ветру, словно мое прикосновение было ледяным.

Луна переместилась вниз по небосклону. Цикады послали ввысь свой первый неровный хор, затем снова умолкли. Скоро наступит рассвет, и осознание этого наполнило меня ужасом.

Он ускользал.

Или, возможно, это я отступала в то измерение, которое моя мать называла Алчеринга, то есть Страна грез на языке аборигенов. Я вцепилась крепче, но на его плечах мои руки казались костлявыми – тонкими лианами, обвивающими ствол громадного речного эвкалипта. Я обхватила его с большей силой, обвивая вокруг него свои побеги, притягивая его, привязывая к себе его плоть, сердце и душу.

– Айлиш, – прошептал он.

– Я здесь, Сэмюэл. Я здесь.

Но еще не договорив, я почувствовала, как мое тело начинает исчезать, подобно тому, как тает под лучами солнца ночной туман. Я почувствовала, что моя сущность откликается на зов чего-то более грандиозного и гораздо более вечного, чем оба мы; чего-то, чему я не могла – или не дерзала – сопротивляться.

Я отчаянно цеплялась за него, боясь отпустить. Боясь, что этот миг может стать для нас последним. Дрожь пробежала по его большому телу, и он рывком отвернулся от меня, сворачиваясь в клубок, обхватывая себя руками, словно отгораживался. Я приникла сзади, обнимая его за плечи, прижимаясь щекой к его спине, но от этого он, похоже, дрожал лишь сильнее.

Ночь истекала.