Разом нахлынули воспоминания: ее темные блестящие волосы, точеная фигура, нежный голос, руки с узкими запястьями, танцующая походка и звонкий переливчатый смех…
Тоска сжала сердце. Когда они встретятся вновь?
Когда он распутает эту головоломку с исчезновениями друзей и странной реальностью, в которой вынужден сейчас выживать? В мире, где время идет по другим путям, заводя каждого человека в неведомые дали.
Жан сам не заметил, как начал погружаться в сон. Запах сирени наполнил комнату густым ароматом. Теплое бархатное на ощупь тело, такое родное, прижалось к Жану:
— Ты звал меня, я здесь, твоя Арин…
— Арин, — сквозь сон прошептал молодой человек, обнимая любимую.
Волна страсти захлестнула его. Зелень родных глаз мерцала в лунном свете, а девичье тело нежно прижималось к нему. Такая желанная, нежная женщина находилась рядом, доводя его до безумия. Ощущения, несравнимые ни с чем ранее, отбросили его на песок греческого острова, а волны теплого моря вновь ласкали ноги. Сколько продолжался водоворот страсти, осталось загадкой, но уставший, опустошенный молодой человек, наконец, оторвался от возлюбленной. Ощущение выпи-тых до дна сил почти лишило его сознания. Сердце заходилось в стуке, а голову пронзила страшная боль.
— О, радость моя, тебя сейчас хватит удар, но ты молодец, немногие могут выдержать ночь любви со мной.
Жан с трудом заставил себя очнуться. Перед глазами все плыло, и чтобы на чем-то сосредоточиться, нужно было приложить страшные усилия, дикой болью отдававшиеся в голове. Руки и ноги похолодели, как будто висящее в воздухе создание выпило всю кровь. Венера с интересом наблюдала за конвульсиями молодого человека. Она парила в лунном свете, словно ждала готовую вылететь душу. Ночь любви должна была стать последней ночью Жана.
Горячая ладонь накрыла его лоб, снимая резкую боль. Через легкую руку потоками живительной энергии начали вливаться силы, восстанавливая работу сердца и пуская по венам кровь. Жан открыл глаза. Белые волосы Венеры, словно одеялом, накрыли молодого человека. Синие глаза лучились теплотой и лаской.
— Где я? — прошептал он, приходя в себя.
— Ты мне понравился, человек. Твоя душа не пополнит сегодня мою коллекцию. Живи пока.
Жан нахмурился, глядя в эти почти святые глаза.
— Знаешь, красавица, ты ведешь себя как…
Где-то внутри зашевелилось премерзкое чувство, что его опять использовали, а мужская гордость приглушенно вопила, зажатая в тиски благоразумия.
«Кто я по сравнению с могуществом ночной гостьи?»
Венера застыла изваянием, улавливая новые неведомые ей эмоции, потоком лившиеся от смертного. Вместо восторженного преклонения он смеет указывать ей как себя вести? Ее грудь переполняли сложные и противоречивые чувства: с одной стороны, хотелось раздавить эту мужскую особь, с другой же, она поймала себя на желании подойти и…
Жан усмехнулся, почувствовав ее раскаяние.
— Ты необыкновенная, — искренне констатировал мужчина, почти простив глупую, самовлюбленную богиню.
На нее невозможно было злиться.
Венера покачала головой, а потом звонко рассмеялась, стряхнув наваждение:
— Хорошо, что не добавил «женщина»! Я первозданная любовь. Тебе повезло, что ты не из моего мира, а то забрала бы!
— Спасибо за доброту и ласку, — иронично усмехнулся он, — я тебя никогда не забуду.
— Что верно, то верно, — просто произнесла она с легкой усмешкой.
В эту минуту Венера казалась обычной юной девушкой, в ней не было ничего божественного. Жан протянул к ней руку, Венера грустно покачала головой:
— Не испытывай судьбу дважды, могу ведь и не остановиться.
Взмах руки — и на запястье Жана возникла медная цепочка с крошечной подвеской. Зеленый камень в середине подвески преломлял лунный свет на яркие цвета и оттенки.
— Дарю! Через нее я услышу твою просьбу. Она создана для тебя, и снять ее невозможно.
Жан начал было произносить слова благодарности, но свечение померкло в одно мгновение. Богиня исчезла, оставив после себя густой аромат цветов. Сон без сновидений утопил сознание Жана в одно мгновение. Наутро он не смог с уверенностью сказать, было ли ночное происшествие реальностью, если бы не подвеска с изумрудом на руке, искрившаяся в солнечных лучах.
Когда Жан разлепил веки, день уже был в разгаре. На стуле висел наряд цвета темного шоколада с белой шелковой рубашкой.
— Миленько, — сказал Жан, ощупывая гладкую ткань.
Завершили наряд мягкие невысокие сапоги, облегавшие ноги как вторая кожа. Высокое зеркало в позолоченной раме отразило принца. После защитного костюма с капюшоном и излучателя в руке, Жан сам себе казался персоной царских кровей, и собственное отражение вызвало непроизвольный смешок:
— Хорош, нечего сказать!
— Хорош, — повторил женский голос.
Жан обернулся:
— Марта? Вот сюрприз так сюрприз.
— Вчера ты чудом избежал смерти, человек, — сказала она, смотря на подвеску. — С Венерой шутки плохи, запомни это и не призывай ее понапрасну.