Тайны жизненной энергии

Накануне мне пришлось присутствовать на церемонии благословения Далай-ламой паломников. Это зрелище не имеет ничего общего с церемонией папского благословения в Риме. Папа благословляет всю толпу верующих одним своим благословением, но более требовательные тибетцы желают получить благословение каждый в отдельности.

У ламаистов существует три вида благословения в зависимости от степени уважения ламы к благословляемому: возложение обеих рук на голову паломника — самый Уважительный прием; прикосновение к его голове одной рукой считается менее учтивым, причем здесь тоже имеются оттенки: например, можно дотронуться одним или двумя пальцами; наконец, на последнем месте стоит благословение опахалом, когда распределяющий благодать лама касается головы верующего чем-то вроде метелочки, состоящей из палочки с привязанными к ней разноцветными лентами.

Легко заметить, что при всех способах благословения между ламой и благословляемым осуществляется непосредственный или косвенный контакт. Почему так необходим этот контакт? У ламаистов благословлять — значит не призывать милость Божию на людей или вещи, но сообщить им исходящую от благословляющего ламы живительную силу.

Толпы народа, собравшиеся в Калимпонге, чтоб коснуться лент ритуальной метелочки в руке Далай-ламы, дали мне некоторые представления о его авторитете среди верующих. -

Шествие продолжалось уже несколько часов, и я заметила, что вереница паломников состояла не из одних только туземцев-ламаистов: в толпе было много непальцев и бенгальцев, принадлежащих к индуистским сектам.

Многие присутствующие на церемонии в качестве зрителей внезапно под действием какого-то оккультного влечения стремительно присоединялись к толпе богомольцев.

Пока я любовалась этим зрелищем, мне вдруг попался на глаза человек, сидевший немного в стороне на земле. Его всклокоченная шевелюра была закручена в виде тюрбана, как у некоторых факиров в Индии. Однако черты лица незнакомца ничем не напоминали индуса. Тело его покрывали засаленные лохмотья ламаистского монашеского платья.

Оборванец положил свою котомку возле себя на землю и смотрел на толпу с насмешливым и злорадным выражением.

Я указала на него Давасандюпу (переводчик А.Дэви-Нил, прим. составителя), спросив, не знает ли он, что представляет собой этот гималайский Диоген.

— Должно быть, он странствующий налджорпа (буквально: «тот, кто достиг полного бесстрастия». Но в обычном понимании это слово означает «мистик-аскет, обладающий могуществом мага»), — ответил Давасандюп, но, видя, что ответ его меня не удовлетворил, мой любезный толмач отправился поговорить с бродягой.

Когда Давасандюп вернулся, он был очень серьезен:

— Это лама, уроженец Бутана, — сказал он, — парапатетический отшельник; Он живет в разных местах: то в пещере, то в заброшенных домах, то под деревьями в лесу. Теперь он остановился здесь на несколько дней; его приютили в одном монастыре по соседству.

Об этом бродяге я думала и после отъезда князя и его всадников. Почему бы не пойти в монастырь, где он остановился? Может быть, я его там встречу? Почему у него был такой вид, будто он издевался над Великим ламой и его прихожанами? Интересно было бы это узнать.

Мы отправились верхом и очень скоро добрались до монастыря, оказавшегося просто большим деревенским домом. В помещении, где хранятся изваяния богов, налджорпа восседал на подушке перед низеньким столиком и заканчивал трапезу. Служка храма принес еще подушек для нас и предложил нам чаю.

Теперь нужно было завязать беседу во странствующим отшельником, не подававшим для этого ни малейшего повода: в ответ на наши учтивые приветствия он только издал подобие хрюканья своим набитым рисом ртом.

Я размышляла, с чего начать, когда вдруг удивительный святой вдруг захохотал и произнес несколько слов.

Давасандюп сконфузился.

— Что он говорит?

— Простите, — отвечал толмач, — речь этих налд-жорпа иногда бывает неучтивой… Я не уверен, следует ли мне переводить…

— Прошу вас. Я нахожусь здесь для того, чтобы наблюдать все и особенно то, что по какой-либо причине кажется необычным, — возразила я.

— Тогда извините, — и Давасандюп перевел: — «Чего нужно здесь этой идиотке?»

— Отвечай ему, — сказала я Давасандюпу. — Мы пришли спросить, почему он насмехался над паломниками, подходившими под благословение Далай-ламы.

— …Преисполнены сознания собственной значительности и значительности своих дел, — промямлил налд-жопра сквозь зубы, — … паразиты, кишащие в дерьме.

Интервью становилось оживленным.

— А вы, вы сами не погрязли в нечистотах?

Он шумно захохотал.

— Тот, кто старается их обойти, увязнет в них еще глубже. Нет, я валяюсь в грязи, как боров. Я ее перевариваю и превращаю в золотой песок, в прозрачный ручеек. Делать звезды из кала пса — вот настоящее созидание!

Мой собеседник положительно имел склонность к сравнениям из скатологии (жанр литературы или шутки, имеющий отношение к экскрементам, главным образом, человеческим). Он, по-видимому, полагал, что таким языком и должен разговаривать сверхчеловек с простыми смертными.