Тайный агент. На взгляд Запада

«Да что он, собственно, может тут делать? — спросил себя мистер Верлок. — Что значат эти причуды?» Он озадаченно глядел на своего шурина, но не задавал ему никаких вопросов. Общение мистера Верлока со Стиви ограничивалось тем, что иногда по утрам после завтрака первый бормотал: «Ботинки», — да и это было не столько приказом или просьбой, сколько неким абстрактным и никому напрямую не адресованным сообщением о возникшей потребности. Не без удивления мистер Верлок вдруг понял, что не знает, что, собственно, может он сказать Стиви. Он стоял посреди гостиной и молча смотрел в направлении кухни. Не знал он также и что произойдет, если он скажет что-нибудь. И это было очень странно — ввиду того неожиданно осознанного мистером Верлоком факта, что он, помимо прочего, должен содержать и этого малого. До сих пор он и на секунду не задумывался об этом аспекте существования Стиви.

Определенно, он не знал, что можно сказать парню. Он наблюдал за тем, как, жестикулируя и что-то бормоча, Стиви рыскал вокруг кухонного стола, как возбужденное животное в клетке. Пробное «Не пора ли тебе идти спать?» не произвело никакого эффекта; и мистер Верлок, прервав окаменелое созерцание действий своего шурина, устало, с кассой в руке, пересек гостиную. Поскольку общая усталость, которую он ощущал, поднимаясь по лестнице, имела чисто психологическую природу, он был встревожен ее необъяснимостью, но надеялся, что не съел чего-нибудь этакого. Он остановился на темном лестничном пролете, чтобы осмыслить свои ощущения. Но негромкий непрерывный звук храпа, пронизывавший темноту, препятствовал ясности анализа. Звук исходил из комнаты тещи. «Вот и еще одна, кого нужно содержать», — подумал он и с этой мыслью вошел в спальню.

Миссис Верлок спала. На столике рядом с кроватью ярко горела лампа (газ не был проведен наверх). Вырываясь из-под абажура, слепящий свет падал на белую подушку, примятую головой с закрытыми глазами и темными волосами, заплетенными на ночь в косы. Услышав свое имя, она проснулась и увидела стоящего над ней мужа.

— Уинни! Уинни!

Поначалу она лежала спокойно, не шевелясь, глядя на кассу в руке мистера Верлока. Но когда до нее дошло, что ее брат «скачет туда-сюда внизу», она одним движением вскочила и села на край постели. Голые ноги, словно вырвавшиеся из-под ситцевой ночной рубашки с длинными рукавами, ничем не украшенной, наглухо застегнутой на шее и на запястьях, принялись ощупывать коврик в поисках домашних туфель; взгляд все это время был устремлен вверх, на лицо мужа.

— Не знаю, как с ним управиться, — брюзгливо объяснил мистер Верлок. — Не годится оставлять его одного внизу, пока там горит свет.

Ни слова не говоря, она быстро проскользнула по комнате, и дверь закрылась за ее белой фигурой.

Мистер Верлок поставил кассу на ночной столик и приступил к процедуре раздевания, начав с того, что швырнул на дальний стул пальто. За пальто последовали пиджак и жилет. Сняв ботинки, мистер Верлок стал бродить по комнате, нервно теребя пальцами горло; его дородная фигура то появлялась, то исчезала в длинной полосе зеркала, вделанного в дверцу платяного шкафа жены. Потом, сбросив с плеч подтяжки, он резко поднял жалюзи и прислонился лбом к холодному стеклу — хрупкой прозрачной преграде, отделявшей его от чудовищности холодного, черного, мокрого, грязного, неприветливого нагромождения кирпичей, шифера и камней — вещей по сути своей некрасивых и недружелюбных человеку.

Мистер Верлок почти физически, мучительно почувствовал тайное недружелюбие всего, что находилось за стенами его дома. Ни одна служба не может так сильно подвести человека, как служба тайного агента полиции. Это то же самое, как если бы лошадь пала под вами посреди безлюдной и безводной пустыни. Сравнение пришло в голову мистеру Верлоку потому, что ему много приходилось ездить верхом во время службы в армии; сейчас у него было ощущение начинающегося падения. Перспективы были столь же мрачны, как оконное стекло, к которому он прислонился лбом. И неожиданно пред ним предстало гладко выбритое, ироничное лицо мистера Владимира, пылающее в ореоле собственного румянца, — словно розовая печать, оно пало на роковую тьму.

Этот сияющий лик, оторванный от тела, был столь жутко реален, что мистер Верлок отпрянул от окна, с грохотом опустив жалюзи. Боязнь еще раз увидеть нечто подобное лишила его дара речи, и он молча наблюдал за тем, как жена вернулась в комнату и со спокойным, деловитым видом — заставившим мистера Верлока почувствовать себя безнадежно одиноким в этом мире — забралась в постель. Она выразила удивление по поводу того, что он еще не лег.

— Я что-то не очень хорошо себя чувствую, — пробормотал мистер Верлок, проведя рукой по влажному лбу.

— Голова кружится?

— Да. Не очень хорошо.

Миссис Верлок с безмятежной уверенностью искушенной супруги высказала суждение о причине недомогания и предложила излечить его обычным способом; но ее муж, застыв посреди комнаты, печально покачал опущенной головой.

— Ты простудишься, если будешь стоять так, — заметила она.