Тайный агент. На взгляд Запада

— Чепуха, — сказал он довольно спокойным голосом. — Нет никакой закономерности, и нет никакой бесспорности. К черту образовательную пропаганду! Не важно, что будет знать народ, — пусть даже он располагает самыми точными сведениями. Единственное, что важно для нас, — эмоциональное состояние масс. Без эмоций не будет действий.

Он помолчал, потом добавил со скромной твердостью:

— Я заявляю это вам с научной точки зрения — с научной… А? Что вы сказали, Верлок?

— Ничего, — пробурчал с дивана мистер Верлок, который, заслышав ненавистное слово, не смог удержаться и пробормотал «Черт!».

Послышалось ядовитое клокотание старого, беззубого террориста:

— Знаете, как бы я определил нонешнюю экономическую ситуацию? Я бы назвал ее каннибальской. Именно так! Они насыщают свою алчность трепещущей плотью и теплой кровью народа — ничем иным!

Стиви с громким горловым звуком проглотил эти ужасные слова и тут же, как будто они были быстродействующим ядом, в бессилии опустился на кухонные ступени.

Михаэлис как будто ничего не слышал. Его губы, казалось, склеились навечно; тяжелые щеки были совершенно неподвижны. Он поискал беспокойным взглядом свою круглую жесткую шляпу и надел ее на свою круглую голову. Его округлое, тучное тело словно проплыло между стульев под острым локтем Карла Юндта. Старый террорист, подняв неуверенную, похожую на лапу хищной птицы руку, лихо заломил черное фетровое сомбреро, бросавшее тень на впадины и выступы его изможденного лица. Он медленно тронулся с места, на каждом шагу упираясь в пол тростью. Вывести его из дома оказалось не так-то просто: он то и дело останавливался, как бы задумавшись, и не двигался, пока Михаэлис не подталкивал его вперед. Кроткий апостол держал его за руку с братской заботой; за ними, засунув руки в карманы, рассеянно зевал дюжий Оссипон. Синий картуз с козырьком из лакированной кожи, прикрывавший сзади желтый куст волос, делал его похожим на норвежского моряка, томящегося хандрой после буйного кутежа. Мистер Верлок проводил гостей, не надевая шляпы, в распахнутом, тяжело свисающем пальто, не отрывая глаз от пола.

Он со сдержанной яростью захлопнул за ними дверь, повернул ключ, задвинул засов. Он был недоволен своими друзьями. В свете философии бомбометания, развернутой мистером Владимиром, никакого толку от них ожидать не приходилось. До сих пор роль мистера Верлока в революционных кругах заключалась в том, чтобы наблюдать, и он не мог вот так сразу, у себя ли дома или в более многолюдных собраниях, взять инициативу в свои руки. Тут требовалась осторожность. Движимый справедливым негодованием человека, которому далеко за сорок и чьи покой и безопасность (самое дорогое для него на свете) оказались вдруг под угрозой, он спрашивал себя с горькой усмешкой: чего другого можно ожидать от такой братии, как этот Карл Юндт, этот Михаэлис, этот Оссипон?