Читаем Тайный агент. На взгляд Запада полностью

Собравшись было потушить газовый рожок, горевший посреди лавки, мистер Верлок застыл на месте и погрузился в бездну нравственных размышлений. С проницательностью, которая даруется схожестью характеров, он вынес свой приговор. Да ведь они все просто лентяи! Этот Карл Юндт, с которым нянчится туповатая старуха, женщина, которую тот много лет назад увел у друга и от которой не раз с тех пор пытался отделаться… Юндту крупно повезло, что она от него не отстала, — иначе кто бы сейчас помогал ему выйти из омнибуса у ограды Грин-парка[48]

, куда этот призрак выползает на прогулку каждое погожее утро? Когда эта упрямая ворчливая старая ведьма умрет, неизбежно исчезнет и хорохорящийся призрак — придет конец пламенному Карлу Юндту. В не меньшей степени возмущал нравственное чувство мистера Верлока и оптимизм Михаэлиса, аннексированного богатой пожилой дамой, в последнее время взявшей обыкновение периодически отправлять его в свой сельский коттедж. Бывший узник имел возможность дни напролет бродить по тенистым аллеям в приятной философской праздности. Что до Оссипона, то этот побирушка уж точно не будет нуждаться ни в чем, пока в мире существуют глупые бабы со сберегательными книжками. И мистер Верлок, по темпераменту ничем не отличавшийся от своих приятелей, стал проводить в уме тонкие, опиравшиеся на несущественные признаки различия между собой и ими. Он делал это не без некоторого самодовольства, поскольку в нем сильна была тяга к самой обычной респектабельности, которую преодолевала только нелюбовь ко всем видам общественно одобряемого труда, — недостаток темперамента, свойственный значительной части революционных реформаторов, принадлежащих к тому же, что и мистер Верлок, социальному слою. Ведь понятно, что они восстают не против преимуществ и возможностей, доступных их слою, а против цены, которую за эти преимущества приходится платить, — против общепринятых нравственных ценностей, против самоограничений и труда. Большинство революционеров — враги дисциплины и утомительной работы. Есть среди них также и натуры, чувству справедливости которых установленная обществом цена кажется чудовищно огромной, гнусной, тягостной, томящей, унизительной, грабительской, невыносимой. Это — фанатики. Всеми прочими социальными бунтарями движет по преимуществу тщеславие — мать всех — и благородных и низменных — иллюзий, подруга поэтов, реформаторов, шарлатанов, пророков и поджигателей.

Погрузившись на целую минуту в бездну отвлеченных раздумий, мистер Верлок не достиг особых глубин. Может быть, он вообще не был способен их достигнуть. В любом случае, сейчас ему недоставало времени. Его грубо вытащили на поверхность неожиданные воспоминания о мистере Владимире, еще одной личности, о которой в силу некоего не сразу бросающегося в глаза сходства характеров он тоже мог судить верно. Он считал его опасным. Тень зависти закралась в его мысли. Этим малым легко бездельничать — они не знакомы с мистером Владимиром и о них заботятся женщины; а ему самому нужно содержать женщину…

Тут, в силу простой ассоциации идей, мистер Верлок вспомнил о том, что рано или поздно нужно будет ложиться спать. Так почему же не отправиться спать сейчас — немедленно? Он вздохнул. Необходимость лечь в постель представлялась вовсе не такой приятной, какой должна была быть для человека его возраста и темперамента. Он страшился демона бессонницы, который, он чувствовал, уже избрал его своей жертвой. Он поднял руку и потушил пылавший у него над головою газовый рожок.

Яркая полоса света, вырвавшись из двери гостиной, озарила часть лавки, находившуюся за прилавком. Благодаря этому мистер Верлок смог, бросив беглый взгляд, определить количество серебряных монет в кассе. Их было совсем мало; и впервые с тех пор, как он открыл лавку, мистер Верлок попытался оценить находящиеся в ней товары с коммерческой точки зрения. Оценка оказалась неутешительной. Он занялся торговлей не из коммерческих соображений, а выбрал этот род предпринимательства из инстинктивной тяги к полуподпольной деятельности, приносящей легкие доходы. Кроме того, так он мог по-прежнему занимать привычную для себя нишу, но в то же время имел определенный общественный статус, благодаря которому полиция, бдительно наблюдающая за этой нишей, не проявляла к закулисной деятельности мистера Верлока особого интереса. Однако жить на доходы от лавки было немыслимо.

Он взял из ящика стола коробку с выручкой и, уже покидая лавку, заметил, что Стиви все еще находится внизу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература / Современные любовные романы