Тайный агент. На взгляд Запада

Забравшись в постель, мистер Верлок молча улегся за спиной миссис Верлок. Его толстые руки — как брошенное оружие, как лежащие в беспорядке инструменты — сиротливо лежали поверх одеяла. В это мгновенье он был на волосок от того, чтобы во всем признаться жене. Момент как будто был подходящий. Он покосился на ее полные плечи под белым льном рубашки, на затылок с волосами, заплетенными на ночь в три косы с черными ленточками на концах, — и не стал ничего говорить. Мистер Верлок любил свою жену так, как следовало любить жену, — то есть по-супружески, ценя свое главное достояние. От этой головы с волосами, убранными на ночь, от этих полных плеч веяло семейной святостью — святостью домашнего покоя. Она не шевелилась, массивная и бесформенная, как вчерне намеченная статуя; он вспомнил ее широко открытые глаза, глядящие в пустоту комнаты. Она была таинственна, как таинственны все живые существа. Прославленный тайный агент А из бьющих тревогу депеш покойного барона Штотт-Вартенгейма был не тот человек, чтобы проникать в тайны подобного рода. Его легко было испугать. И он был ленив — той ленью, которая столь часто является глубинной причиной добродушия. Из-за любви, робости и лени он не стал прикасаться к тайне. Для этого время всегда найдется. Несколько минут он молча страдал в сонной тишине комнаты, потом нарушил тишину решительным заявлением:

— Завтра я еду на континент.

Жена могла уже заснуть к тому времени. Он не был уверен в том, что она не спит. Но слова его были услышаны. Глаза миссис Верлок по-прежнему были широко открыты; она лежала очень тихо, верная своему принципу ни во что не вглядываться слишком пристально. Впрочем, в подобной поездке мистера Верлока не было ничего необычного. Париж и Брюссель были для него источниками пополнения товарных запасов, и часто он делал закупки лично. Вокруг лавки на Бретт-стрит начинал образовываться небольшой избранный круг любителей — тайный, естественно, как и вообще любые связи мистера Верлока, которому в силу мистического равновесия между его темпераментом и сцеплением обстоятельств всю жизнь суждено было оставаться тайным агентом.

Он подождал немного, потом добавил:

— Я пробуду там неделю, может, две. Пригласи миссис Нил, чтобы помогла.

Миссис Нил была местной поденщицей. Жертву брачного союза со столяром-дебоширом, ее осаждали заботы о многочисленных малых детях. С красными руками, в фартуке из грубой мешковины, доходящем до самых подмышек, пахнущая мыльной пеной и ромом, шумно орудующая тряпкой, грохочущая жестяными ведрами, она, как облако, распространяла вокруг себя уныние бедности.

Миссис Верлок, преследующая свои дальние цели, проговорила с интонацией полного безразличия:

— На весь день ее приглашать не нужно. Мы прекрасно управимся вдвоем со Стиви.

Она подождала, пока одинокие часы на лестнице отправят в бездну вечности пятнадцать тиканий, и спросила:

— Я погашу свет?^[82]Голос мистера Верлока прозвучал хрипло и отрывисто:

— Погаси.

Глава девятая

Десять дней спустя мистер Верлок вернулся с континента с душой, явно не освеженной общением с заморскими чудесами, и с лицом, не озаренным радостью возвращения домой. Он вошел, продребезжав колокольчиком, с видом мрачным, раздраженным и до крайности утомленным. С гладстоновским саквояжем^[83] в руке, с опущенной головой, он прямиком прошел за прилавок и рухнул на сіул так, словно прошагал пешком всю дорогу от Дувра. Было раннее утро. Стиви, вытиравший пыль с выставленных в витрине предметов, уставился на него с робостью и благоговением.

— На! — произнес мистер Верлок, слегка пихнув ногою свой багаж, и Стиви тут же метнулся к саквояжу, схватил его и унес с какой-то ликующей преданностью. Он так быстро все это проделал, что мистер Верлок несколько удивился.

Едва заслышав колокольчик, миссис Нил, надраивавшая графитом каминную решетку, выглянула из открытой двери гостиной и, поднявшись с колен, отправилась — облаченная в фартук и перепачканная сажей от вечного труда — на кухню, дабы сообщить миссис Верлок о том, что «там хозяин вернулся».

Уинни продвинулась не дальше двери, ведущей из кухни в лавку.

— Тебе нужно позавтракать, — крикнула она издалека.