Тайный агент. На взгляд Запада

Разговор происходил в лавке. Мистер Верлок не стал возражать, хотя возразить было что: разве не сама она пожелала, чтобы Стиви сопровождал его во время прогулок? Но мистер Верлок, проявив, как заметил бы сторонний наблюдатель, поистине сверхчеловеческое великодушие, не стал напоминать об этом. Он снял с полки маленькую картонную коробку, заглянул в нее, проверяя, в порядке ли содержимое, осторожно поставил ее на прилавок и только после этого прервал молчание. Стиви, скорее всего, очень пошло бы на пользу пожить какое-то время за городом; правда, он думает, что жена, наверно, без него не справится.

— Не справлюсь без него?! — медленно повторила миссис Верлок. — Не справлюсь без него, когда это пойдет ему на пользу? Вот еще выдумал! Конечно же я справлюсь без него. Вот только некуда ему поехать.

Доставая оберточную бумагу и моток бечевки, мистер Верлок тем временем пробормотал, что Михаэлис живет в деревне, в небольшом коттедже. Он не против выделить одну комнату для Стиви. Гостей и разговоров не будет — Михаэлис пишет книгу.

Миссис Верлок объявила, что ей нравится Михаэлис, упомянула о своем отвращении к «противному старикашке» Карлу Юндту и ни слова не сказала об Оссипоне. Что до Стиви, то он конечно же будет очень доволен. Мистер Михаэлис всегда так хорошо к нему относился. Похоже, мальчик ему нравится. Да оно и понятно.

— Ты тоже, кажется, в последнее время к нему привязался, — помолчав, добавила она со своей несгибаемой уверенностью.

Мистер Верлок, перевязывавший картонную коробку с явной целью отправить ее по почте, неосторожно дернувшись, порвал бечевку и пробормотал себе под нос несколько бранных слов. Потом он придал хриплому бормотанию обычную громкость и заявил о своей готовности лично отвезти Стиви в деревню и передать на попечение Михаэлису.

Уже на следующий день этот план был приведен в исполнение. Стиви не выдвинул никаких возражений. Он был немного сбит с толку, но полон решимости. Его честные глаза часто — особенно когда сестра не видела — устремлялись вопросительно к тяжелой физиономии мистера Верлока. На лице Стиви были написаны гордость, тревога и сосредоточенность, как у маленького ребенка, которому впервые доверили спичечный коробок и разрешили зажечь спичку. Миссис Верлок, довольная тем, что брат не упрямится, попросила его постараться не запачкать в деревне одежду сверх меры. При этих словах Стиви в первый раз в жизни бросил на свою сестру, покровительницу и защитницу, взгляд, в котором, казалось, отсутствовала полная доверчивость ребенка. Взгляд этот был надменно мрачен. Миссис Верлок улыбнулась.

— Господи! Да не дуйся ты! Ты ведь знаешь, Стиви, что, когда у тебя появляется возможность запачкаться, ты никогда ее не упустишь.

Мистер Верлок тем временем уже прошел несколько шагов по улице.

Итак, благодаря героическому поступку матери и отъезду брата на villégiature[88]

миссис Верлок чаще, чем прежде, стала оставаться одна — как в лавке, так и в доме. Ведь и мистеру Верлоку требовались прогулки. В тот день, когда в Гринвич-парке была предпринята попытка бомбовой атаки, Уинни оставалась одна дольше, чем обычно: мистер Верлок ушел из дома очень рано утром и не возвращался почти до сумерек. Уинни ничего не имела против одиночества — у нее отсутствовало желание выходить куда-либо. Погода стояла весьма скверная, и в лавке было уютнее, чем на улице. Сидя за прилавком с шитьем, она не подняла глаз от работы, когда, напористо продребезжав колокольчиком, вошел мистер Верлок. Она узнала его шаги, еще когда они звучали на тротуаре.

Она не подняла глаз, но, когда мистер Верлок молча, с нахлобученной на лоб шляпой, двинулся прямиком к двери гостиной, безмятежно произнесла:

— Какой ужасный день. Ты случайно не ездил проведать Стиви?

— Нет, не ездил, — тихо ответил мистер Верлок и с неожиданной силой захлопнул за собою застекленную дверь гостиной.

Некоторое время миссис Верлок сидела неподвижно, уронив шитье на колени, потом убрала его под прилавок и встала, чтобы зажечь газ. Сделав это, она отправилась через гостиную на кухню. Мистер Верлок захочет вскоре выпить чаю. Уверенная в силе своих чар, Уинни не ожидала от мужа проявлений церемонной обходительности и учтивости в повседневном течении их супружеской жизни — все эти суетные старомодные формальности, которые, может быть, и никогда не соблюдались с особой строгостью, ныне заброшены даже в высших сферах; что уж говорить о том классе, к которому принадлежала Уинни, от века им чуждом. Она не ждала от супруга любезностей. Но он был хороший муж, и она преданно уважала его права.