Еще в Китае знакомый студент, сдавший экзамен на звание сюцая, рассказывал, что великий китайский поэт Су Дунпó, когда был в ссылке на юге, жил так бедно, что питался паразитами из кишечника крыс. На то, чтобы добыть саму крысу, у него денег не было, вот он и шел на рынок, и покупал там на последние гроши паразитов. Так ли это было на самом деле, или студент все придумал, ходя знать не мог. Но если и правда так, то можно сказать, что питался он почти как великий поэт Су Дунпó – вот только стихов писать так и не научился, так, подвывал иногда во сне что-то, когда кошмар привидится. Но были ли эти подвывания стихами, точно сказать он не мог.
Наконец у знакомого старика в прачечной освободилось место – от чахотки умер помощник. На его место пригласили Хэй Лубина. А почему бы не пригласить? Один китаец умер от чахотки, пусть и другой теперь умрет, кто о нем пожалеет?
Когда после первого дня стирки ходя упал на кучу тряпок, постеленных тут же, в прачечной, и посмотрел на свои стертые, окровавленные руки, он задумался. Теперь война, где каждый день убивали людей и в любой миг могли убить самого ходю, казалась ему не такой и ужасной. Ведь убьют один раз, а в прачечной работать надо каждый день. Может быть, действительно, проще лечь и умереть?
Но умереть ему не давало тысячелетнее китайское упрямство и вера в то, что духи предков его не оставят. Он даже и здесь, в Москве, соорудил маленький алтарь, на котором разместил дощечки с именами покойных родственников и по праздникам сжигал перед ними кусочки бумаги и разную ветошь, которую представлял деньгами и едой.
Вы спросите, откуда при военном коммунизме были в Москве китайские прачечные и кто носил в них стирать одежду, когда и одежды почти никакой не осталось, одни тряпки? На этот вопрос не знал ответа и сам Хэй Лубин. Ему приносили тюки с бельем – одинаково серым и грязным – а он засыпал в него щелок, стирал, кипятил, отбеливал в аммиаке, снова стирал, чтобы отбить запах, сушил и отдавал старику-хозяину.
Была, однако, у ходи во всем этом ужасе одна радость – русская девушка Манюшка, которую случайно встретил он на улице. Манюшка на него такое произвела впечатление, что Хэй Лубин проследил, где она живет, и узнал, что работает девушка горничной у Зои Пельц, которая держит салон для образованных людей. Ну, а где образованные люди, там, известно, и разные излишества. Как же познакомиться с Манюшкой поближе? Очень просто: начать самому этими излишествами торговать. Тогда станешь нужным человеком, везде тебя будут приглашать, в том числе, конечно, и к Зое Денисовне тоже. И ходя взялся за дело.
Однако торговать одними излишествами оказалось опасно. За сто граммов товара могли просто убить, не спросивши ни имени, ни звания. Были, кроме этого, и другие неприятности. Оптовые поставщики досыпали в товар мела, и он становился не такой забористый – приходилось выслушивать ругань и угрозы клиентов. Бывало и такое, что на твой товар предъявляли права другие китайцы. Хочешь – не хочешь, пришлось учиться себя защищать. Был бы тут пулемет «максим», с этим бы вопросов не возникло. Но пулемета не было, и пришлось использовать старый китайский метод: строить зверские рожи, орать как бешеному и размахивать перед собой ножами. Это действовало, потому что китаец – человек к войне плохо пригодный, ему бы продать чего или купить. А когда на него с ножом идут, он все бросает и бежит к своей китайской матери.
Одним словом, Хэй Лубин понял, что излишествами надо не торговать, а приторговывать. А торговать он принялся чаем, табаком, пряностями, средствами для усиления мужской силы и другими сравнительно безобидными вещами. И, торгуя всем этим, стал похаживать в квартиру Зои, там и с Манюшкой познакомился поближе. Это она дала ему русское имя Херувим, до этого он всем Иваном представлялся, вызывая неудержимый смех русских.
– Какой же ты хорошенький, – сказала Манюшка, – вылитый херувимчик.
– Вылиты, – согласился ходя, ради Манюшки готовый на любые прозвища.
Время шло, однако Манюшка не спешила отвечать взаимностью на его любовь. Больше того, она, кажется, заигрывала с Ганцзалином, чем приводила ревнивого Херувима в бешенство. Он чувствовал в Ганцзалине опасного соперника и не знал, как с ним поступить. Конечно, если бы рядом был его верный «максим», Херувим изрешетил бы негодяя в два счета, чтоб впредь не смел отбивать чужих девушек. Но пулемета не было, зато были ножи.
Впрочем, ножи против врага оказались бесполезны: тот был дьявольски силен и весь словно состоял из железа. Как-то, зайдя в дом Зои, Херувим столкнулся нос к носу с супостатом и повел себя весьма дерзко. Тогда Ганцзалин просто взял его за горло и поднял в воздух. От такого поднятия в глазах у Херувима сделалось совершенно темно, и он почувствовал, что умирает. На счастье, тут снизу, из квартиры выглянул хозяин Ганцзалина по имени Цзагоси. Хорошее имя у него. Цзаго значит разные страны, а Си – надежда. Получается, он – надежда разных стран. Может, и бедному Херувиму поможет?
– Что тут у вас происходит? – поморщился Цзагоси.