И вот уже три дня они жили в самом центре Москвы. Деятельная Мира решила использовать возможность и поближе познакомиться с работой отеля изнутри. Стараясь никому не мешать и не попадаться на глаза постояльцам, она помогала то горничным, то клининговой службе, или, попросту, уборщицам, то изводила своими вопросами начальника службы безопасности отеля. Не обошла она своим интересом и отдел приёма и размещения, в котором работала Арина. Марта же целыми днями пропадала в собственной прачечной гостиницы и подружилась со всеми сотрудниками, которые баловали её, как только могли. Арина опасалась даже, что за время их вынужденной изоляции её младшая дочка превратится в колобка – столько шоколадок, конфет и прочих сладостей и лакомств приносили Марте её коллеги. Так что всё шло неплохо.
Но в тот день всё с самого утра пошло наперекосяк. Когда сработал будильник маленького музыкального центра, Арина встала и на цыпочках хотела прокрасться в душ. Но, проходя мимо кровати, на которой спали девочки, она в нежном утреннем свете увидела красное лицо и сухие губы Миры и замерла. Этого ещё не хватало! Осторожно потрогав лоб дочери, Арина вздохнула: тридцать восемь и пять, не меньше. А скорее всего, больше. С самого детства Мира болела редко, но, что называется, метко, с температурой не ниже тридцати восьми, а обычно под сорок. В такие дни она не могла даже подняться с постели, лежала пластом, попеременно то красная, то бледненькая, измученная, слабая, а Арина только и делала, что меняла ей компрессы, которые на горячем лбу девочки моментально нагревались.
Почувствовав прохладную руку матери, Мира с трудом приоткрыла глаза, помолчала недолго, прислушиваясь к себе, и слабо улыбнулась:
– Ну вот. Только этого и не хватало.
– Ничего, доченька. Ничего. Ты пока лежи. А я сбегаю в ресторан, попрошу тебе клюквенного морса сделать. И градусник с лекарством сейчас раздобуду. – Арина ободряюще улыбнулась дочери, а потом тихонько взяла на руки спящую Марту и перенесла ту на свою кровать, чтобы Мира могла спокойно раскинуться и подремать.
Морс и лёгкий завтрак для Миры девочки из ресторанной службы принесли очень быстро. Градусник и жаропонижающее тоже отыскались скоро. Арина аккуратно приподняла руку пышущей жаром дочери, поставила под мышку электронный градусник и, как только он дважды пискнул, сообщая, что выполнил своё дело, посмотрела на экранчик: тридцать восемь и девять. Ну конечно. Другой температуры у Миры ни разу в жизни и не бывало. Никаких тебе тридцати семи и одного. Только так. Если уж жар, то такой, что руке горячо. Когда Мира была маленькой, Арина обнаружила, что во время болезни даже крохотные ступни крошки бывали жаркими. А уж про лобик и вовсе говорить нечего.
От еды Мира отказалась, выпила немного морса и откинулась на подушки, заботливо подоткнутые матерью. Арина дала дочери детского жаропонижающего, дождалась, чтобы оно подействовало и лоб Миры покрылся прохладным потом – верным признаком снижающейся температуры – и принялась будить Марту. Пора было идти работать.
Как ни странно, временное их бездомье, так расстроившее Арину, в этой ситуации было даже к месту. Живи они с девочками сейчас у себя на даче, а не в отеле, пришлось бы оставлять заболевшую Миру одну и весь день мучиться: как там ребёнок. А так Арина была совсем рядом с дочерью и почти в любой момент могла вырваться на минутку и проведать её.
Будто услышав её мысли, Мира еле слышно позвала:
– Мамочка, а хорошо, что ты нас сюда привезла. Будешь спокойно работать и не переживать, что я одна-одинёшенька болею, а ты в отеле.
Арина, в этот момент причёсывавшая младшую дочь, обернулась и посмотрела на старшую. Та улыбалась, слабо, но мужественно, явно стараясь подбодрить мать.
– Я всё равно буду волноваться. Но навещать тебя смогу гораздо чаще. – Арина была благодарна своей девочке. Своей уже совсем большой, сильной и смелой девочке.
До того как они сбежали из Братства, она считала дочь ребёнком. Да ещё, был такой грех, и папиной дочкой. Иногда она мучительно страдала от ревности, наблюдая, как Венцеслав осознанно или нет, но отучает Миру от матери. Да что там! Конечно, он делал это вполне продуманно. Ему нравилось причинять Арине боль. И методы он не выбирал…
Марта с топотом пронеслась в ванную – умываться. И Арина вздрогнула, выныривая из неприятных воспоминаний. Думать о Братстве и Венцеславе ей совершенно не хотелось.