Тайный код Кёнигсберга

– В Кёнигсберге не должно остаться ни одной неразбитой витрины. Пусть все увидят реальную силу наших боевых отрядов. Звон стекла должен быть слышен в Берлине, – заявил в конце инструктажа руководитель орготдела.

После совещания в кабинете у крайслейтера осталось несколько человек. Среди них были Фриц Ремп и Вернер Каломба.

Крайслейтер, понизив голос, заявил:

– Апофеозом нашего наступления на еврейско-большевистских подонков будет физическое устранение наиболее одиозных фигур – Шютца, Виргача, Зауффа и Барфельда[63]. Эти обезьяны должны получить по заслугам. Они ответят за все: и за Рейнке, и за свою бешеную ложь. А для этого, – крайслейтер повернулся к Ремпу, – я поручаю тебе подобрать надежных и решительных людей из числа старых бойцов[64]. Я вчера в Берлине встречался с Дильсом, начальником отдела 1А прусской полиции[65]. Он заверил меня в том, что наши «ликвидационные акции» вызовут лишь демонстративное противодействие со стороны полиции. Руди уже понял, куда дует ветер и кто будет завтра хозяином в Германии.

– Так точно, крайслейтер. Мы сделаем все как надо. Быстро и уверенно. Мои ребята не подведут. Я сколотил хороший боевой отряд, уже не раз проверенный в действии. Помните, в прошлом году, когда мы заставили коммунистов забаррикадироваться в своих халупах на «Малой Москве»[66]

. Они тогда здорово перепугались, и только прибытие наряда полиции спасло их от того, что мы не зажарили их вместе с их вонючими листовками. Я сам пойду во главе отряда, который должен обеспечить захват необходимого количества оружия. Завтра о Кёнигсберге будет говорить вся Германия. Хайль Гитлер!

– Хайль! – Крайслейтер вскинул руку в ответном нацистском приветствии.

На этом вчера разговор и закончился, а сегодня штурмовики, получив условный сигнал к началу «боевых акций», приступили к их осуществлению. Отряд Ремпа грабил оружейный магазин Анхута, Каломба со своими головорезами окружил здание Отто-Браун-хауса и пытался проникнуть внутрь, другие отряды и группы начали действовать по всему городу и в его предместьях, поджигая бензоколонки и магазинчики еврейских торговцев, громя витрины и сея панику среди еще не проснувшегося населения Кёнигсберга.

Смотр нацистских головорезов в Кёнигсберге

Около шести утра в квартиру на четвертом этаже старого дома на Монкенгассе[67] вломились четыре головореза из отряда Ремпа. Сначала раздался сильный стук в дверь, а затем треск вышибаемых досок – под ударами кованых сапожищ она сначала проломилась, а потом с грохотом сорвалась с петель. Трое коричневорубашечников, размахивая пистолетами, ворвались в квартиру, один остался, по-видимому, на лестнице.

В квартире проживал депутат городского собрания от фракции коммунистов Густав Зауфф, до этого работавший, по иронии судьбы, так же как и главарь восточнопрусских нацистов Эрих Кох, на железной дороге. Фактически став чиновником городской администрации, он не спешил менять жилье, хотя возможности для этого открывались немалые. В своей двухкомнатной квартире на Монкенгассе он чувствовал себя уверенно и спокойно, так как жил в ней с раннего детства еще вместе с отцом и с матерью, которые умерли сразу после окончания Первой мировой войны.

Мансарду – микроскопическую комнатку с маленьким окошком – они с женой отдали дочери, которой было уже семнадцать лет; в другой комнате, обставленной старой мебелью, была их спальня, а заодно гостиная и рабочий кабинет хозяина. Из окна открывался чудесный вид на черепичные крыши домов Штайндамма, усеянные частоколом печных труб и экзотическими флагштоками.

Семья Зауффа в момент прорыва в квартиру штурмовиков находилась еще в том блаженном состоянии, в каком находятся люди в последние минуты утреннего сна. Густав Зауфф успел только отбросить одеяло, как к нему подскочил один из молодчиков и резким ударом кулака опрокинул депутата навзничь. Жена, еще не успевшая осознать ужаса всего происходившего, растерянно смотрела на разворачивающееся перед ее глазами бесчинство.

– Свинья, сейчас мы повеселимся всласть! Вста-а-ть! – заорал парень в рубашке с портупеей на поясе и наставил на Зауффа револьвер. Все трое заржали, как жеребцы. Из разбитой губы и из носа у Густава Зауффа потекли ручейки крови, обагряя простыню и одеяло густыми багровыми пятнами. Жена Зауффа тихо всхлипнула, переполненными страхом глазами она смотрела на дуло пистолета, наставленное на нее одним из штурмовиков.

– Папа, что здесь происходит? – В дверях смежной комнаты стояла дочь Зауффа. На ней были надеты только легкая ночная рубашка и пушистые тапочки на босу ногу. – Не смейте трогать папу, мерзавцы! – громко крикнула девушка и неожиданно бросилась к бандитам. В руках она сжимала тяжелый медный подсвечник.