И скоро кровавый клок отделился от тела боярина и князя Андрея, самоуверенного и недостойного раба Божьего. Главный псарь Данила Сомов отвязал руку в красном рукаве от цепи и спросил бодрым голосом:
— Куда прикажешь девать эту падаль?
— Отдай собакам, — ответил ломким фальцетом Иван, — может съедят, а может и побрезгуют.
Растерзанное тело Андрея выволокли на Соборную площадь и бросили валяться принародно. Руку тоже кинули рядом. Не стали собаки ее есть. Мимо тела и руки стали водить людей партии Шуйских, отлавливаемых по Москве. У Боровицких ворот для них готовили сани и стражников, которые бережно сопровождали заблудших политиков в дальние монастыри на профилактическое покаяние. Только боярин Тучков ускользнул куда-то.
Так давно это было! Вот и Мишку Тучкова достали. Жаль, долго гулял...
Глава 13.
Тризна Красного Платья
Утром в воскресенье 16 июня 1560 года московский люд стекался на Болотную площадь – «Болото». По сути, это был пустырь, где происходили воинские учения и особо зрелищные, просторные казни. Сегодня намечалась казнь.
Москва в те годы представляла простому народу мало развлечений, поэтому некоторые шли на казнь именно за удовольствием, как сейчас ходят на громкие судебные процессы и театральные постановки. Другая часть зрителей присутствовала по долгу гражданской совести. Не могли эти почтенные люди игнорировать призыв государя, прозвучавший через глашатая и в горницах приказных изб.
Но большинство-то явилось на всякий случай, из страху Божьего. Сказали на базаре, что надо прийти, вот и пришли. А то, не пойдешь, так лишат торгового места или по-другому придавят.
Мотив представления был таинственным, интригующим. Никто не знал имени и чина казнимого или казнимых. Количество их оставалось неопределенным. Рассказывали, что в среду в Кремль приволокли откуда-то страшного злодея — ростом в сажень, сам себя шире, борода седая до пояса, ухо рваное, правого глаза нет, зубы – железные. Потом поступило уточнение, что нету левого глаза, уши пока на месте, на лбу выжжено «ВОР», борода — черная. Сообщников у него будто бы сорок. Ну, будь по-вашему, — два сорока.
Расходились также версии вины. Некоторые, не слишком крепкие на голову торговцы – зеленщики, пряничники, пирожники – божились, что злодей умышлял на жизнь митрополита и государя. Но люди солидные – владельцы скобяных и иконных лавок – уверенно опровергали разносчиков: дело было в колдовстве! Далее следовало крестное знамение, после чего желающих спорить не находилось.
Версию покушения еще можно было обсуждать: как, да чем, да из-за какого угла покушались; но колдовство – тема опасная! – тут лучше помалкивать. Вот и молчали. Надеялись на разъяснение по ходу казни. Впрочем, среди толпы нашлось-таки несколько пар азартных мужичков, которые еще с вечера побились об заклад о смысле вины. Теперь они жались в кучку поближе к сосновому настилу с плахой и виселицей, внимательно наблюдали за выборным хранителем заклада, — чтоб не сбежал с деньгами.
Толпа отдыхала, не проявляя нетерпения. Разносчики пришли на казнь со своими коробами и торговали даже живее, чем обычно. В торговых рядах покупатель ходит-бродит, приценивается по десять раз. А тут стоит смирно, настроение у него праздничное — потребительское, а не хозяйское – скуповатое. Пирожки и ранние яблоки улетают в миг, а главное — распродать все мясное до казни, а то потом могло не пойти.
Наконец появились подручные палача. Пара молодых, но синеватых ребят притащила ящик с инструментами. Подручные влезли на помост, причем один чуть не свалился и долго матерился, потирая колено. Парни стали раскладывать железяки на помосте, а ближние зрители погрузились в короткое блаженство, какое бывает у русского человека, наблюдающего профессиональную работу. В те немногие минуты, пока не нагрянуло начальство, люди успели добродушно обсудить с подручными погоду, устройство настила и что давно пора выстроить каменное лобное место, как на Красной площади. Ребята отвечали, что да, пора, только здесь бывают разливы и земля непрочная, каменной кладки не вынесет. На вопрос: кого казним сегодня? — ответ хоть и последовал, но был как бы не в ответ: «Злодеев, кого ж еще», — равнодушно протянул длинный парень. Другой сморщился. Но не от бдительности, а от боли в ушибленной коленке.
Парни закончили мелкую возню, и народ понял, что казнь будет «холодная» – без раскаленного железа, без варки в котлах, без заливки расплавленной меди в болтливое или несытое горло.
Забавно выглядели зрители сверху, от плахи. Они плавно покачивались длинной, спокойной волной, хаотически вращали головами, бормотали вполголоса.
«Столько голов вовек не срубить», — тихо сказал «ушибленный». «Отчего ж, — возразил «длинный», — рубили и больше, только до нас. Государев дед, говорят, устраивал неплохие казни, народу нравилось».