ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК

На третий день душа покидает разлагающуюся плоть и возносится на Небо. Путь туда неблизкий, душа делает первые, неумелые взмахи крыльями, поэтому тащится до Небес целую неделю. Три да шесть, получается девять. На девятый день душа добирается до первого потустороннего круга – Чистилища. Здесь она чистит перышки и попадает, как «кур в ощип», на предварительное следствие. Крепкие заоблачные чиновники во главе со святым Петром проверяют душу на грешность-праведность в течение месяца: 31 день, если смерть пришлась на длинный месяц, например, на июль или август, 30 дней в обычные сентябри-ноябри, 28-29 дней февраля. Максимум на сороковой день выносится приговор, и душа водворяется в рай или ад до Страшного Суда. Здесь душа сидит тихо или строчит апелляции, чтобы на Страшном Суде — по прошествии вечности — скостить себе срок или температуру.

Таким образом, в течение 40 посмертных дней бывшей живой душе нет покоя ни на земле, ни в Небесах. Аналогично переживают оставленные родственники. У некоторых на этой почве возникает специфическая, малоизученная болезнь – мания жертвенности. Этим добрым людям кажется, что если за 40 критических дней угробить побольше кур, овец, рабов, то их никчемные душонки присоединяться к душе дорогого покойника, помогут ей в мытарствах по небесным инстанциям.

Мания жертвоприношения, нахрапистая традиция облегчения за чужой счет живет в веках. Куры неуклонно наполняют лапшу, гибнут стада пасторальных барашков, пастухи и пастушки теряют головы вместе со свирелями.

В принципе, обычай человеческих жертвоприношений у восточных славян отобрали еще 11 веков назад. Но он теплится в наших сердцах. Или, если угодно, — в душах.

Иван Васильевич Грозный имел глубокую, незамутненную тягу к жертвоприношению. Он лелеял ее инстинктивно, не задумываясь. Она то подавлялась в нем усилиями богомольцев и моралистов, то вспыхивала вновь. Сейчас как раз настал момент воспламенения. Иван с утра до вечера дрожал неуемной дрожью, скорбный вопль сидел в нем, рвался наружу в память о незабвенной супруге, а еще более – в страхе за собственную бренность.

Лекарство от этой напасти Ивану было известно давно. Стоило казнить кого-нибудь, и прямо у Лобного места в царя вливался мощный поток энергии, будто душа казнимого перетекала в его тело, а не копошилась еще три дня среди останков.

Утром в воскресенье 11 августа 1560 года Иван испытал тяжкий приступ некроэнергетической зависимости. Его просто ломало в желании казнить. Хорошо, что казнь уже была назначена, оставалось только дотерпеть.

Грозный вызвал Федьку Смирного, разузнал подробнее о Марии Магдалине. Многозначительно хмыкнул на словах о проклятии рода Кошкиных. Пожалел, что ведьма – зачумленная, и как следует потрогать ее нельзя. Но все равно собрался, оделся в монашеское платье, двинул под охраной Сомова и Истомина на Болото.

Палача из московских городовых сыскать не удалось, поэтому казнь разыгрывал Егор. Филимонов выдал ему бездвижное тело, фактически труп. Голова Магдалины болталась в разные стороны, билась о доски чумной телеги. С телеги на помост ее поднимали волоком, к плахе подтащили за обгорелые руки, она даже не дернулась. Можно было подумать, что ее накануне придушили.

Народ вокруг помоста образовал куда более просторный круг, чем на казни Тучкова. Предмета для спора тоже не нашлось – многие знали бывшую красавицу в лицо, и теперь вздыхали в сожалении.

Грозный подозвал Филимонова и спросил, чего она такая неживая?

— С вечера валялась в жару, едва поднимали на пытку. Толком ничего не сказала, к утру впала в беспамятство. Теперь вот, — вовсе дохлая.

Магдалину уложили на плаху, Егор брезгливо дотянулся до ее шеи старым топором на удлиненной ручке, голову подцепил крюком, не дал упасть в публику.

Грозный посмотрел-посмотрел на это безобразие и вернулся в Кремль без удовлетворения. По пути спросил Филимонова, кто прикасался к ведьме.

— Никто, государь, кроме Егора и Ваньки Глухова.

— Вели сидеть в гриднице. Я им службу пожалую.

Филимонов понял, что Егор и Глухов отправляются подальше от чумного греха.

После постного обеда Грозный хотел потребовать новой казни, но тут заявился Смирной. Доложил, что масляный яд действует сложно и испытывать его нужно на смертниках. Федя по наивности как бы не понимал, что таковым смертником легко может сделаться сам. Не подумал Смирной и о других людях. Вот уж, действительно, молодость!

Царь обрадовался новой затее, пожелал лично наблюдать за опытом.

В этот раз крайним оказался ближний человек казненного Тучкова, ловчий Шубин, — он был невысок, сухощав, по возрасту тоже подходил. У Смирного оставалось сомнение, одинаково ли действуют яды на мужчин и женщин, но он его утаил.

Шубина привезли из Воровских ям, приодели, подкормили, поселили в маленькой горенке отдельно стоящей избушки. Здесь все было оборудовано для удобства наблюдения. Федор еще раньше обшарил спальню царицы, пролез со свечой по углам и вдоль окон, обнаружил заткнутые от сквозняков щели и наглухо заколоченные оконные рамы. Такую же газовую камеру устроили Шубину.