Я только что тайно ознакомился с содержанием депеши министра иностранных дел лорда Каннингтона достопочтенному Уильяму Лонгстаффу, полномочному посланнику Ее Величества в Азии. Депеша, помимо прочего, гласит следующее: «Вы проигнорировали и нарушили мои указания, которые, видимо, представляются Вам лишь пустыми словами. Для меня совершенно очевидно, что Вы намерены устраивать дела правительства Ее Величества по собственной прихоти. Вы дерзко пренебрегли инструкциями, которые предписывали Вам открыть для британских торговых интересов пять или шесть портов на материковом побережье Китая и наладить в них на постоянной основе военные, торговые, административные и дипломатические связи, что этого следует добиваться без промедления, предпочтительно путем переговоров, но если таковые невозможны, то с использованием армии и флота, каковые и были направлены Вам именно для этой цели и ценою значительных затрат. Вместо этого Вы ограничиваетесь жалкой скалой, почти необитаемой, и абсолютно неприемлемым договором, и в то же время – если верить донесениям армии и флота – постоянно используете не по назначению вооруженные силы Ее Величества, находящиеся в Вашем распоряжении. Ни при каких обстоятельствах Гонконг не сможет стать центром торговли с Азией – не больше, чем таковым стал Макао. Договор Чуаньби отвергается безоговорочно. Ваш преемник, сэр Клайд Уэйлен, прибывает в Азию в самом скором времени, мой дорогой сэр. Возможно, Вы будете настолько любезны, что передадите свои полномочия Вашему помощнику, мистеру К. Монсею, сразу же по получении настоящего послания и незамедлительно покинете Азию на фрегате, специально отряженном для этой цели. Я жду Вас в своем кабинете в ближайшее удобное для Вас время».
Я ума не приложу, что делать…
Невозможно! Невозможно, чтобы они могли совершить такую чудовищную, в господа бога мать растреклятую, невероятно глупую ошибку, думал Струан. Он вернулся к письму.
Я ума не приложу, что делать. Я ничего не могу предпринять до тех пор, пока эта информация не будет официально представлена в палате. Я не смею открыто воспользоваться сведениями, полученными мною из секретных источников. Каннингтон тут же потребует мою голову, и я навсегда буду отлучен от политики. Даже то, что я пишу Вам все это на бумаге, дает моим противникам – а у кого из политиков их мало? – возможность уничтожить меня и вместе со мной всех тех, кто выступает за свободу торговли и те принципы, которые Вы столь преданно защищали все эти годы. Я молю Бога, чтобы мой сын передал письмо только в Ваши руки. (Он, кстати, ничего не знает о его содержании.)