Она вспыхнула, прикрылась веером и рассмеялась:
– Гойя написал портрет герцогини Альбы. Дважды, если не ошибаюсь. Она стала знаменитой на весь свет.
Его глаза весело прищурились.
– Вы воплощенный демон зла, Шевон. Вы действительно позволили ему… э-э… ознакомиться с предметом?
– Это было его высокое право художника. Мы обсуждали идею двух портретов. Вы не одобряете?
– Держу пари, что ваш дядюшка – и отец – подпрыгнули бы до небес, узнай они об этом или попади портреты в дурные руки.
– А вы бы приобрели их, тайпан?
– Чтобы спрятать?
– Чтобы наслаждаться.
– Вы необычная девушка, Шевон.
– Возможно, я просто презираю лицемерие. – Она пристально посмотрела на него. – Как и вы.
– Да. Но вы живете в мире мужчин, и некоторые вещи вам просто нельзя делать.
– Существует так много «некоторых» вещей, которые я бы очень хотела сделать. – Раздались приветственные крики, и лошадей вывели для парада. Шевон приняла окончательное решение: – Наверное, я покину Азию. Не позже чем через два месяца.
– Это звучит почти как угроза.
– Нет, тайпан. Я просто влюблена, но влюблена и в жизнь тоже. И я согласна с вами: ставку нужно делать, когда все участники заезда стоят на линии. – Она стала обмахиваться веером, молясь про себя, чтобы риск, на который она пошла, оправдал себя. – Кого вы выбираете?
Он не повернул головы, чтобы посмотреть на лошадей.
– Все ту же молодую кобылу, Шевон, – сказал он.
– Как ее имя? – спросила она.
– Мэй-мэй, – произнес он, и глаза его струили нежность.
Ее веер замер на мгновение, потом размеренные покачивания возобновились.
– Заезд не проигран, пока победитель не утвержден судьей и не увенчан гирляндой.
Она улыбнулась и зашагала прочь с высоко поднятой головой, более прекрасная, чем когда-либо.
Молодая кобыла проиграла заезд. На каких-то полголовы. Но проиграла.
– Ты так скоро вернулся, тайпан? – чуть слышно произнесла Мэй-мэй.
– Да. Скачки мне надоели, и я беспокоился за тебя.
– Я выиграла?
Он покачал головой.
Она улыбнулась и вздохнула:
– Ну и ладно, не беда. – Белки ее глаз стали красными, золотистая кожа лица посерела изнутри.
– Доктор приходил?
– Нет еще. – Мэй-мэй повернулась на бок, поджав ноги, но легче ей не стало. Она убрала подушку, но это тоже не помогло, и она подтянула ее обратно. – Твоя бедная Мать просто стареет, – проговорила она с вымученной улыбкой.
– Где у тебя болит?
– Нигде, везде. Мне надо хорошо выспаться, и все пройдет, не беспокойся.
Он помассировал ей шею и спину, гоня от себя мысли о самом страшном. Затем распорядился приготовить свежий чай и легкую пищу и постарался уговорить ее поесть, но у нее совсем не было аппетита.
На закате в комнату вошла А Сам, она приблизилась к Мэй-мэй и сказала ей несколько слов.
– Пришел врач. И Гордон Чэнь, – перевела Мэй-мэй Струану.
– Хорошо! – Струан поднялся на ноги и потянулся всем телом, затекшим от долгого сидения.
А Сам подошла к ящичку, в котором хранились драгоценности, и достала оттуда маленькую статуэтку из слоновой кости. Статуэтка изображала лежащую на боку обнаженную женщину. К огромному удивлению Струана, Мэй-мэй показала на различные части крошечной фигурки и потом долго что-то говорила А Сам. Когда она закончила, А Сам кивнула и вышла; озадаченный Струан последовал за ней.
Врач оказался уже пожилым человеком. Его длинная косичка была тщательно умащена, длинный древний халат протерся почти до дыр. У него были удивительно ясные глаза; несколько длинных волосков росли из бородавки на щеке. На тыльной стороне тонких рук выделялись набухшие синие вены, пальцы были длинными и тонкими.
– Прощу прощения, тайпан, – сказал Гордон и поклонился вместе со стариком. – Это Ки Фа Тань, лучший целитель в Тайпиншане. Мы пришли сразу, как только смогли.
– Благодарю вас. Прошу вас, проходите сю… – Он замолчал, увидев, что А Сам подошла к доктору, низко поклонилась и протянула ему статуэтку, отметив те самые ее части, которые указала ей Мэй-мэй. Сейчас она пространно отвечала на вопросы старика.
– Что это он, черт возьми, делает?
– Ставит диагноз, – ответил Гордон Чэнь, внимательно слушая А Сам и доктора.
– По статуэтке?
– Да. Было бы неприлично, если бы он стал осматривать саму госпожу без особой надобности, тайпан. А Сам объясняет ему, где госпожа чувствует боли. Пожалуйста, запаситесь терпением, я уверен, это лишь легкое недомогание.
Доктор молча созерцал маленькую фигурку. Наконец он поднял глаза на Гордона и что-то тихо сказал.
– Он говорит, что это непростой диагноз. С вашего разрешения, он хотел бы осмотреть госпожу.
Сгорая от нетерпения, Струан проводил их в спальню.
Мэй-мэй опустила полог кровати. Отделенная от них полупрозрачной тканью, она лежала на широкой постели едва различимой тенью.
Врач прошел к кровати, встал сбоку от Мэй-мэй и опять погрузился в молчание. Через несколько минут он тихо проговорил несколько слов. Левая рука Мэй-мэй послушно высунулась из-под полога. Старик взял ее в свои руки и пристально рассмотрел. Потом положил пальцы на пульс и закрыл глаза. Пальцы начали легонько постукивать по коже.