Все чаще и чаще в доме Степаниды стали появляться сваты, но уходили они ни с чем. Больная Степанида журила дочь:
- Чего ты, Лидка, выкобениваешъся? На что надеешься? Не нужна ты темная, неученая Макару. Не придет он к тебе. Гляди, подыхаю ведь я, чего одна-то делать будешь? А мне желательно взглянуть на зятя хоть одним глазком, узнать, с кем ты останешься на белом свете. Ради тебя тянула вдовью лямку, как же сиротой бесприютной тебя оставить?..
Не выдержала Лида, сказала Якову:
- Нет моей мочи больше. Изъела меня мама, не дождаться, видно, мне Макара, не судьба, значит. Шли хоть ты сватов...
Яков обрадовался, но, встретившись с се тоскливыми глазами, сел рядом с ней и долго молчал.
- Не надо мне, Лида, из милости. Жди Макара. Но если за кого другого зарублю!
- Яша, Яша, что ты! - Девушка заплакала, прильнула к нему. - Я знала, что ты такой...
Степанида умерла, и девушка осталась одна в большой избе над кругиком. Яков заколотил окна в одной половине избы, и девушка перебралась в ту, где теперь жили Тася с Сережкой. Часто допоздна просиживал у нее Яков. По деревне ползли сплетни. За Лидой укрепилась дурная слава.
Но никакие слухи, никакие сплетни и наговоры не помешали встретиться Макару и Лиде. Когда появился он в буденовке, в потертых кожаных галифе, Лида немного оробела. "Больно уж важный Макар-то. На меня и не взглянет, пожалуй".
Но Макар в первый же вечер пришел к ней да так и остался. На другой день его на улице остановил Яков и сказал:
- Будут тебе всякую нечисть плести насчет Лидии и меня - не верь. Неправда это.
- А я знаю, что неправда, - беспечно ответил Макар.
- Знаешь?.. - глухо переспросил Яков и, опустив свои могучие плечи, побрел прочь.
- Яков, постой! - кинулся за ним Макар. Яков остановился. Широкое, с крупными чертами лицо его осунулось, постарело.
- Я люблю ее, - чуть слышно выдавил Яков, - давно... - Хотел еще что-то сказать, но мотнул головой и, круто повернувшись, ушел.
В Корзиновке почти одновременно были две свадьбы. Первая из них шумная, с лентами, с бубенцами на дугах, с венчанием, с дружками и сватами, с приданным и большой гулянкой. Здесь Евдокию Масленникову выдавали за Якова, беспрекословно подчинившегося воле родителей. А им прежде всего хотелось породниться с богатыми. Масленниковы как-то сумели выкрутиться во время раскулачивания, жили единолично.
Вторая свадьба была тихой, малолюдной, Ни у жениха, ни у невесты уже к той поре не было родителей. На свадьбу к Лидии и Макару пришли две бедные вдовы, девка Августа, которую Макар недавно пристроил в лавку уборщицей, ее непосредственный начальник с ярким чубом - Миша Сыроежкин да пастух Осмолов, который привел в подарок мягкогубого телка, заработанного на летней пастьбе скота.
Нешумная это была свадьба, но какая-то уютная. Посокрушались было две вдовы насчет того, что молодые не обвенчались, но подвыпили, примирились с этим, и пастух изрек;
- Все по-новому, пусть будет и свадьба по-новому.
А когда он опьянел, все лез целоваться к Макару и, роняя на стол слезу, говорил:
- Как же это вы меня, пастуха, на свадьбу, а? Последнего человека! Эх, Макар, люблю я вас... Лида, милушка... Дай тебе Бог ну всего, что ни на есть... Эх вы, детки!
Поздней ночью у ворот зазвенел колоколец, остановилась тройка. Бледный, не в меру пьяный в избу вошел Яков. За ним несколько парней. Пощупав тоскливыми глазами из-под насупленных бровей выжидательно застывшую компанию, Яков ухарски выкрикнул:
- Поздравить приехал! Вот! - Он выхватил у стоявшего сзади парня клубок красной шелковой ленты, и она змеей побежала к ногам Лиды. Принимай от меня!
Макар встал из-за стола, смотал ленту на пальцы.
- За поздравление спасибо, Яков! Лида, - обернулся он к жене.
- Спасибо, Яша, - тихо сказала она и неуверенно кивнула на стол. Может, за наше... счастье...
- За ваше? Что ж, ребята, выпьем! - повернулся он к своим друзьям.
Там кто-то услужливо стукнул по дну бутылки. Пробка шлепнулась в белую печку.
- Пожалста!
- Нет, нет, нет, - запротестовал Макар, - угощаем мы! Милости просим к столу.
Ничего не оставалось делать. Яков выпил рюмку, и вся удаль с него слетела. Он медленно поднялся, ухватился рукой за край стола так, что обозначились косточки на суставах.
- Желаю, значит, желаю... - И вдруг, закрыв лицо рукой, выбежал из избы...
...Лидия Николаевна смолкла. Взяла крошку хлеба, размяла ее, скатала в шарик, снова размяла. Потом поднялась, подошла к часам-ходикам, пристально, долго смотрела на них. Подтянула гирьку, качнула сникший было маятник и вернулась к столу. В бутылке еще оставалось вино.
Лидия Николаевна налила рюмки, приподняла за подбородок притихшую Тасю.
- Э-эй, чего пригорюнилась? Давай, раз уж взялись пить, и спать.
- Как у вас все было интересно, - вздохнула Тася, - а вот у меня: раз - и ничего не стало. Ни молодости, ни любви, ни доброй надежды. Живу - небо копчу. Только и смысла да радости, что Сережка. - Тася смолкла, постукала себя согнутым пальцем по зубам и грустно вымолвила: - Ну а что же потом? Вам не тяжело, тетя Лида, рассказывать? Если тяжело, то лучше не надо.