Так говорил Заратустра

Берегись также святой простоты! Все, что не просто, не свято для нее; и она охотно играет с огнем — с огнем костра.

Остерегайся приступов любви своей! Слишком скоро протягивает одинокий руку первому встречному.

Иному ты должен подать не руку, а только лапу[18]: и я хочу, чтобы у лапы твоей были когти.

Но самый опасный враг, который может повстречаться тебе, — это ты: ты сам подстерегаешь себя в пещерах и лесах.

Одинокий, ты на пути к самому себе! И на этом пути ты минуешь самого себя и пройдешь мимо семи своих искусителей!

Ты будешь сам для себя еретиком, и колдуном, и прорицателем, и безумцем, и скептиком, и нечестивцем, и злодеем.

Ты должен сжечь себя в своем собственном пламени: как иначе хотел бы ты обновиться, не обратившись сперва в пепел!

Одинокий, ты идешь путем созидающего: создать Бога из тех семи искусителей жаждет воля твоя!

Одинокий, ты идешь путем любящего: самого себя любишь ты и потому презираешь себя, как могут презирать только любящие.

Творить хочет любящий, ибо велико презрение его! Что знает о любви тот, кто не презирал именно того, кого он любил?

С любовью и жаждой созидания иди в уединение свое, брат мой; и только потом, хромая, поплетется за тобой справедливость.

Унося с собой слезы мои, иди в свое уединение, брат мой. Я люблю того, кто стремится творить сверх себя и потому гибнет.

Так говорил Заратустра.

О старых и молодых женщинах

«Отчего так опасливо крадешься ты в сумерках, Заратустра? И что так бережно скрываешь под плащом своим?

Не сокровище ли это, подаренное тебе? Или новорожденное дитя твое? Или же стал ты другом злых и ходишь теперь путями крадущих?»

«Поистине, брат мой, — отвечал Заратустра, — то, что несу я, это — сокровище, подаренное мне: одна маленькая истина.

Однако она своенравна и капризна, как дитя; и не зажимай я ей рот, она кричала бы, не переставая.

Когда сегодня, в час захода солнца, шел я один дорогой своей, повстречалась мне старушка, и так обратилась она к душе моей:

„О многом сказал Заратустра и нам, женщинам, но ничего не поведал о женщине“

.

И я возразил ей: „Говорить о женщине следует только с мужчинами“.

„Расскажи об этом и мне, — попросила она, — я так стара, что тотчас все позабуду“.

И снизошел я к просьбе ее и говорил так:

„Все в женщине — загадка, и на все это есть одна разгадка: беременностью зовется она.

Мужчина для женщины — средство: цель же всегда — ребенок. Но что же такое женщина для мужчины?

Двух вещей желает настоящий мужчина — опасности и игры. И потому нужна ему женщина, как самая опасная из всех игрушек.

Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина — для отдохновения воина: все остальное — безумие.

Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому и любит он женщину: горька для него и сладчайшая из них.

Женщина понимает детей лучше мужчины, но в мужчине детского больше, чем в женщине.

В настоящем мужчине всегда сокрыто дитя, которое хочет играть. Найдите же в нем дитя, женщины!

Да будет женщина игрушкой, чистой и изящной, словно драгоценный камень, блистающей добродетелями еще не созданного мира.

Пусть звездный луч сияет в любви ее! Пусть надеждой ее будет: „О, если б мне родить Сверхчеловека!“.

Пусть отвага будет в любви ее! Ею она победит того, кто внушает ей страх.

Да будет честь в любви ее! Впрочем, женщина мало что смыслит в чести. Пусть же станет честью ее — любить всегда сильнее, чем любят ее, и в любви никогда не быть второй.

Мужчине следует остерегаться женщины, когда она любит: ибо тогда готова она на любую жертву, и все остальное не имеет никакой ценности в глазах ее.

Мужчине следует остерегаться женщины, когда она ненавидит: ибо он в глубине души своей только зол, она же — скверна.

Кого ненавидит женщина больше всех? — Железо так говорило магниту: „Больше всего я тебя ненавижу за то, что ты притягиваешь, не имея достаточно сил, чтобы тащить за собой“.

Счастье мужчины зовется „Я хочу“. Счастье женщины — „Он хочет“.

„Вот, только теперь стал мир совершенным!“ — так думает каждая женщина, когда повинуется в полноте любви своей.

Повиноваться должна женщина и обрести глубину для поверхности своей. Ибо неглубока она — беспокойно бурлящая пена на мелководье.

Напротив, мужчина глубок, в подземных пещерах бушует бурный поток его: женщина лишь смутно чувствует, но не постигает силу его“.

И тут возразила мне старушка: „Много лестного сказал нам Заратустра, в особенности молодым.

Странно, Заратустра мало знает женщин, однако же прав насчет них! Не оттого ли это, что для женщины нет ничего невозможного?

А теперь прими от меня в благодарность одну маленькую истину! Я уже слишком стара для нее!

Укутай ее и зажми ей рот: а то она кричит чересчур громко“.

„Дай же мне твою маленькую истину!“ — сказал я.

И молвила старушка:

„Идешь к женщинам? Не забудь плетку!“».

Так говорил Заратустра.

Об укусе змеи