Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты

Поначалу мой друг намеревался сделать свой подарок сюрпризом. Меня должны были доставить на ранчо в северной части штата Нью-Йорк, где располагается школа парашютного спорта, а там и преподнести подарок. Однако после тщательного обдумывания друг решил, что благоразумнее сначала дать мне время привыкнуть к мысли о прыжке и внутренне к нему подготовиться. Теперь у меня было 72 часа, чтобы обдумать предстоящее событие. В зависимости от личных предпочтений вы можете расценить эти 72 часа как время приятного возбуждения или как период настоящего ужаса. Я испытывала последнее и бродила по городу с ощущением висящего над моей головой смертного приговора. В конце концов пришлось обратиться за помощью к интернету.

Я ввела в Google слова «прыжки с парашютом» и «гибель

». Обнаружилось, что в Соединенных Штатах каждый год во время прыжков погибает около 30 человек. Сначала может показаться, что это много, но если принять во внимание, что за год в США совершается 2,5 миллиона прыжков, то процент невелик. Более внимательное изучение вопроса показало, что гибель или серьезные травмы при прыжках в тандеме (когда парашютисты привязаны к инструктору, как должно было быть со мной) случаются особенно редко. Это обнадеживало. Хотя три дня я жила в состоянии стресса, время позволило мне добыть знания о предстоящем событии. Собранная информация уменьшила страх, позволив в большей степени насладиться новым опытом (да, признаюсь, что в итоге я получила удовольствие от прилива адреналина).

Теперь представьте, что все это случилось до появления интернета. Представьте, что я не смогла найти никакой информации о прыжках с парашютом, не отыскала никого, кто прыгал сам или знал что-либо об этом, не имела под рукой статистики. В таком случае я бы, наверное, три дня рисовала в воображении самые жуткие картины. Понятно, что ждать потенциально неприятного события мучительно. Но не влияет ли это и на само переживание события? Не становится ли удар болезненнее от страха удара?

Опубликованные в журнале Science результаты исследования с использованием нейровизуализации свидетельствуют, что дело обстоит именно так. Согласно научным данным, людям, которые боялись предстоящего удара, он казался тем сильнее, чем дольше приходилось его ожидать[220]. Другими словами, если вы ужасно боитесь лечить зуб, лучше пойти к врачу как можно скорее. Вы не только избегнете мучительного ожидания, но и сам процесс лечения может показаться вам менее болезненным, чем через неделю. Интересно, что уровень страха, пережитого ранее, никак не отражался на мозговой активности в момент самого удара. Только до наступления реального события повышенный страх вызывал повышенную активность в «матрице боли» нашего мозга. Под «матрицей боли» я подразумеваю систему участков мозга, связанных с обработкой различных граней переживания боли. В эту систему входят соматосенсорная кора, которая реагирует на физические аспекты боли, и области мозга, которые считаются ответственными за эмоции, – мозжечковая миндалина и крючковидная передняя поясная кора.

Во время ожидания у людей, которые сильно боялись удара, больше активизировались участки мозга, обычно анализирующие физическую интенсивность боли (соматосенсорная кора). Это означает, что мозг реагировал на ожидание удара точно так же, как на сам удар. Ожидание, казалось, воспроизводило реальное ощущение боли. У тех, кто испытывал страх, также наблюдалось увеличение активности в областях, которые, как считается, регулируют внимание к боли. Это показывало, что страх усиливал внимание к физической стороне ожидаемой боли. Если ожидание неблагоприятного события активизирует области мозга, которые обычно обрабатывают физическое ощущение боли, понятно, что ожидание ее оказывает такое же негативное воздействие на наше здоровье, как и реальное переживание.

Таким же образом ожидание радостного события, судя по всему, активизирует мозговые системы, которые работают, когда мы в действительности переживаем радость. Например, в нашем с коллегами исследовании обнаружилось, что, когда люди думают о будущем отпуске, активизируется полосатое тело – структура мозга, реагирующая на реальные вознаграждения: еду, секс, деньги[221]. Это, конечно, не означает, что воображать отдых или сочный чизбургер то же самое, что в действительности лежать на пляже или есть сэндвич. Тем не менее иногда радость от мысли о бургере приближается к удовольствию, которое мы ощущаем, надкусывая его.

Не все бургеры одинаковы. Сочный сэндвич с салатом и сыром может нравиться нам больше, чем суховатый, без соуса. Наше удовольствие от бургера, несомненно, будет сильнее, когда мы голодны, а не когда сыты. Но имеют ли значение все эти различия, когда мы еще только ждем этот бургер? Что определяет, насколько приятным нам кажется предвкушение?