Такуан из Кото

Чжу Люцзы погрустнел и зачерпнул ещё чашку жасминового риса, который показался ему теперь совсем постным. И тут его широкие ноздри уловили тончайший имбирный аромат, перемешанный с катайскими специями. Аромат доносился из двери, что вела в большую залу. Там были выставлены подношения паломников. Были там и жареные огурцы, и остро-пряная капуста, и маринованная в имбире стручковая фасоль, и много чего ещё. Паломники знали вкус настоятеля к хорошей еде и потому считали небожителей не меньшими гурманами.

– А там что тогда? – спросил Чжу Люцзы, показывая на источник аромата.

– Дары для небожителей, – не моргнув, ответил монах.

Рассказывать о том, что случалось на первый после праздника день с этими дарами, монах не стал.

– Так я и есть небожитель! – заявил Чжу Люцзы, от голода совсем позабыв о том, что был изгнан из Нефритового дворца.

Монах в ответ рассмеялся:

– Какой же ты небожитель, уважаемый! Не обижайся, но с таким-то носом дорога тебе закрыта на Небеса.

Громкий смех раздосадовал Люцзы, и он вскочил, озираясь в поисках своей булавы. Она, к счастью для монаха, осталась в гостевых покоях.

– Ах ты! – вскричал Люцзы.

Он подхватил миску и обрушил её на голову незадачливому шутнику. Тот без чувств упал на землю. Монахи и послушники в испуге разбежались по углам. От этого Чжу Люцзы обуял стыд, и он, выпустив миску, присел перед оглушённым монахом и стал приводить того в чувство.

Монах открыл глаза и тотчас взвизгнул от ужаса, увидев прямо перед собой похожее на свиную морду лицо странствующего воина.

– Извини ты меня, уважаемый, – виновато сказал монаху Чжу Люцзы. – Осерчал я. Не люблю, когда про уродство моё напоминают. Меня ведь и на самом деле изгнали с Небес. Правда, видать, глаза мне колет.

Сонциан присоединился к извинениям, и вскоре обиды были позабыты. Но как ни упрашивал Чжу Люцзы, ни одной даже крохотной маринованной сливы из большой залы ему не принесли. Потому, когда странствующий воин вернулся в гостевые покои, в животе у него бурчало от голода, а в голове – от разочарования.

В голове Цунь Гуана ходили совсем другие мысли. Весь вечер он вспоминал проделки, которые устраивал в монастыре Белой Горы, ещё будучи послушником по имени Хацукои. «Что бы мне и здесь этакого придумать?» – размышлял Цунь Гуан во время ужина. И в тот самый момент, когда Чжу Люцзы попотчевал неудачливого монаха по голове деревянной миской, Цунь Гуану в голову заскочила шальная мысль.

Когда трое спутников улеглись спать и глаза у Сонциана накрепко сомкнулись, Цунь Гуан раскрыл свои пошире и уставился ими на Чжу Люцзы. Тот беспокойно ворочался, переваливаясь с одного бока на другой, на спину и на живот. Голод не давал странствующему воину заснуть.

– Эй, Люцзы, – негромко позвал Цунь Гуан.

– Чего тебе? – ответил Чжу Люцзы.

– Перекусить хочешь?

– Так нечем!

– А как насчёт кушаний из большой залы?

– Ты не слышал, что ли? – недовольно пробурчал Люцзы. – Для небожителей они.

– Вот как раз это нам и поможет! – сказал ему Цунь Гуан и поделился своим планом.

О том, что задумал хвостатый Цунь Гуан и что из этого вышло, читайте в следующей главе.

Глава пятая

в которой повествуется о проделке, что Цунь Гуан устроил в монастыре Золотой вершины, а также о том, как ему достался золотой обод богини Запада

Итак, Сонциан и его спутники добрались до монастыря Золотой вершины, где их тепло приняли и накормили ужином. Однако скромной монашеской трапезы для Чжу Люцзы оказалось мало. Поэтому он ворочался на кровати, безуспешно пытаясь найти сон. Это приметил Цунь Гуан, который ещё во время ужина задумал проказу. Вернее, проказу эту нашептала куница, спрятавшаяся у него в сердце.

– Хочешь перекусить? – спросил Цунь Гуан у Чжу Люцзы. – Тогда пойдём.

И Цунь Гуан бесшумно выскользнул из гостевых покоев, прихватив золотой посох. Чжу Люцзы на цыпочках пошёл следом. Деревянные половицы заскрипели под его весом. Странствующий воин замер и бросил взгляд на спящего Сонциана, но тот даже не пошевельнулся. Чжу Люцзы с облегчением выдохнул и, пригнувшись, шагнул за порог.

Не успел он сделать и шага в сторону обеденной залы, как Цунь Гуан потянул его совсем в другую сторону.

– Там, в дальнем храме, – показал он в сторону расположенной поодаль молельни, – настоятель медитирует. Ждёт, пока небожители к нему заявятся.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво сказал Чжу Люцзы.

– Подслушал, что монахи говорят, – ответил Цунь Гуан с немалой гордостью.

Ведь пока Чжу Люцзы размахивал миской, а Сонциан приносил извинения, Цунь Гуан в оба уха слушал, о чём совещались посвящённые монахи. Так он узнал, что настоятель монастыря весь день провёл в молельной зале.

– Настоятель про нас ничего не знает, – продолжил Цунь Гуан. – Проберёмся к нему и небожителями прикинемся. Потребуем от него праздничных кушаний.