Солнце уже повернуло на вторую половину неба, когда Такуан вспомнил о своём друге. «Где же сейчас Дзин, интересно? – подумал он. – Чем промышляет?»
Словно услышав его мысли, просмоленная верёвка, лежавшая на лодочном дне, зашевелилась. Верёвочные кольца раскрылись, и наружу выбрался лисёнок Дзин.
«Вспомнишь о тебе, и ты уже тут как тут!» – обрадовался Такуан и стал щекотать лисёнку брюхо. Дзин перевернулся на спину и довольно задрыгал всеми четырьмя лапами.
Не особенно медля, Такуан поведал Дзину о том, что произошло в замке Четырёх Рек. Всё прошло в точности по плану, чем Такуан очень гордился. Рассказал он лисёнку и о том, как чуть было не попался гвардейцам Ту Фанга, что прибыли в Сурин с надеждой изловить наглого мошенника.
Лисёнок одобрительно тявкал в ответ. Затем он подпрыгнул на всех четырёх лапах и уткнулся носом в мешок, где лежала Такуанова добыча. «Покажи, что там?» – взглядом попросил он.
Такуан вытряхнул содержимое мешка. На дно лодки выпало и завертелось несколько крупных камней: красно-зелёная, похожая на глаза пара рубинов, чёрная как смоль жемчужина, глубоко-синий сапфир и удивительной красоты изумруд, в котором искры света переливались будто сами по себе. На изумруде было несколько царапин, по которым опытный ювелир сразу понял бы, что камень этот некогда был оправлен в кольцо. Ювелир понял бы и настоящую цену изумруда, а точнее – что цену это справедливо назначить невозможно было никак. Такуан же порешил для себя, что камень этот он подарит своей младшей сестре на свадьбу. Про остальные камни Такуан подумал так: «Опять я прихватил драгоценные камни, не подумав, что с ними буду делать. На такие камни покупатель разве что в Круйтепе найдётся. Туда-то я и отправлюсь, только матушку и сестру свою навещу».
А лисёнок внимательно обнюхал каждый из камней и остался доволен. Он посмотрел на Такуана и облизнулся, намекая, что наступает обеденная пора. Сам Такуан с этой мыслью был более чем согласен, но в мешке у него, кроме камней, ничего не было. Поэтому остаток пути они с лисёнком провели, облизываясь на кусок хлеба, который жевал правивший лодку перевозчик.
Ступив на твёрдую землю, Такуан первым делом отправился в трактир, который здесь назывался «Сазан и Фазан». И в самом деле, владелец трактира был немногословен и похож на лупоглазую рыбу, а жена его, с заплетёнными в дюжину косичек волосами, любила посплетничать. Она и рассказала Такуану, где он может найти приехавших из деревни Кото новопоселенцев.
– У Цю Миня, самого видного купца нашей деревни, новая жена, – по секрету сообщила трактирщица. Слова её отразились от дальней стены трактира и вернулись к ней гулким эхом. – Красивая, хоть и седая совсем. Привёз он её почти с самой границы, там, где наше княжество переходит в провинцию Парчовой Горы.
Такуан тотчас же понял, что это и есть его матушка, но для пущей уверенности переспросил:
– А нет ли с ней дочери?
– Как будто колдун ты, – изумилась трактирщица. – Так и есть, дочка с ней приехала. Видно, не на кого было оставить, отец-то пьяница у них, видать, не иначе. Но теперь не только мужская рука в семье будет, но и сёстры. Цю Минь-то ведь у нас тоже не бездетный.
Родник красноречия, открывшийся на лице трактирщицы, больше походил теперь на водопад.
– Только постарше у него дочка будет, замуж собралась уже. Нашла жениха себе, тоже из купеческой семьи. Не из местных, правда.
Такуан слушал трактирщицу, как бродячий путник прислушивается к журчанию горного потока. На сами слова он внимания давно уже не обращал. Мысли Такуана витали далеко в прошлом. Он вспоминал своё беспечное детство, и перед глазами его вновь и вновь появлялись образы родителей. Слёзы навернулись на его глаза.
Похожая на фазана трактирщица истолковала это по-своему:
– А ты никак и сам на Юй Минь глаз положил!
– Кого? – рассеянно переспросил Такуан. Имя купеческой дочери пролетело мимо его ушей.
– Цю Миня дочки!
– Нет-нет, – замотал головой Такуан. – А где живёт он, Цю Минь этот?
Трактирщица подмигнула Такуану, будто поняла его совершенно обратным толком.
– На четвёртой отсюда улице. Ворота ищи, что побогаче.
Такуан спешно поблагодарил трактирщицу и выскочил на улицу. Вслед ему донеслось:
– Опоздал ты! Юй Минь давно уже к жениху уехала, к свадьбе приготовляться!
Но Такуана дочь Цю Миня не интересовала. Он мечтал поскорей увидеть свою матушку. Он промчался мимо трёх улиц, выскочил на четвёртую и остановился у расписанных киноварью ворот. Створ ворот был заперт, а на столбе висела деревянная колотушка. Такуан схватил её и принялся выбивать по столбу мелодию, которую в деревне Кото знали все.
Матушка Такуана услышала стук, и сердце её забилось в такт. Как говорит старинная пословица, материнское сердце всегда знает больше, чем уху слышно. «Неужто мой Хацукои объявился!» – подумала нынешняя купеческая жена, некогда бывшая замужем за деревенским кузнецом по имени Цунь. Она поспешила к воротам и широко их распахнула.