Талант есть чудо неслучайное

быстро сошел с футбольной арены, но после этих двух Встреч я стал смотреть на его

игру другими глазами, 1вмечая и в ней неприятную развязность, самодоволь-СТВО,

бездуховность. Не будем относить этот случай к i ипичным, но и такие футболисты еще

есть.

Не обязательно требовать от каждого футболиста, чтобы в кибернетике он

разбирался, как Винер, в музыке— как Шостакович, но отсутствие внутренней культу-

ры рано или поешо отразится па его игре. Культура не может, конечно, помочи

абсолютно бездарному футболисту стать пишем, по хотя бы ее основы могут помочь .

1.1.1 н!.тнмм\ футболисту опирай» еще лучше. Я убежден, что между двумя

одинаковыми по чисто футбольным Iанным игроками, один из которых прочел

«Братьев Карамазовых», а другой видел лишь кнноннсценировку, будет игровая

качественная разница в пользу первого.

Культурно-воспитательная работа в командах должна проводиться не формально, а

живо, глубоко, и тогда Iреперы увидят, что это пусть не сразу, но скажется на культуре

игры.

Пеле был из бедной семьи, но, несмотря на раннюю профессионализацию,

развивался не только как футбо-1ИСТ, но и как человек, и, может быть, именно

поэтому Как футболист. Прямая и обратная связь спорта и че-ювеческих качеств

неразрываема. Многое в Пеле, в частности его бизнесно-рекламные дела, нам чуждо.

Но в то же время Пеле сочиняет неплохие песни, применю поет их под гитару,

пробовал силы как драматический актер и написал, как говорят, без чьей-либо помощи,

прелестную автобиографическую книжку. Бразилия—страна 80 процентов

неграмотности, и миллионы

/|»3 Евг Евтушенко 369

прежде неграмотных людей выучились читать благодаря автобиографии Пеле. Это,

может быть, был самый великий гол в жизни великого мастера футбола.

По праву любви и надежды критикуя наших футболистов и требуя от них, чтобы

они сделали вес для общества, наше общество само должно сделать все для

футболистов. Наряду с огромной армией болельщиков, любящих футбол по-

настоящему, без налета спортме-щанства, существуют люди, при слове «футбол»

прене-] брежительно усмехающиеся. Увы, есть отдельные футболисты,

заслуживающие усмешки. О таких еще в двадцатые годы писал поэт Заболоцкий в

стихотворении Форвард Здесь форвард спит без головы... Спи, бещ ный форвард! Мы

живем». Несмотря на доныне существующих духовно спящих, безголовых бедных

форвардов, у нас есть мною настоящих художников футболе которые имеют право на

то, чтобы к их самоотверженному, тяжелому, вредному цеху относились серьезно, с

уважением. Футбол обязательно должен оставаться игрой, но как великая игра актера

— это прежде всегв колоссальный труд, и большой футбол завоевал право открыто

считаться трудом — то есть делом чести, славы, доблести и геройства.

1974

СПРАВЕДЛИВОСТЬ ЗАВТРАКА

I Г оду в пятьдесят седьмом

мне позвонил Семен Исаакович Кирсанов:

Приехал Неруда... Я устраиваю в его честь кип Раздобыл по этому случаю

седло горного бара-па... Л Неруда обещал сделать какой-то замечательный коктейль...

Неруда, \о1я он был гостем, вел себя на этом вечере iK мни прпимный, ЛЮбеЗНЫЙ

ХОЗЯИН.

Когда он вошел, первым его вопросом было:

— Все есть для коктейля? Ага, есть джин, есть ли-моны... Фу, это сахарный песок, а

мне нужна сахарная ц\ фа... Можно ее достать? Лед слишком крупными Кусками — его

надо потолочь... Настоящий дайкири денется С крошенным льдом...

Он вообще любил угощать. Вся поэзия Неруды — это Приглашение к большому

столу, за которым все в тесню е. но не в обиде, где на крепком дереве, залосненном

локтями рабочих, моряков, поэтов, стоят его дышащие морем, землей, небом стихи. Его

поэзия воистину была справедливостью завтрака для всех, когда тлом нет обделенных.

Прежде всего Неруда любил людей, обладал редким 18ром неутолимого

любопытства к ним. Это любопыт-I ГВО не было узкопрофессиональным,

недолговременным мооонытством портретиста или фотографа-хроникера, которые так

и сяк прыгают вокруг человеческого лица, стараясь схватить его самые выразительные

черты, но, запечатлев, мгновенно забывают.

195

Человеческие лица входили внутрь самого Неруды, оставались навсегда не только в

его поэзии, но и в его характере. Это было любопытство участия, любопытство

понимания цены каждой человеческой жизни как чего-то неповторимого, что может

кануть в Лету и раствориться в ней безвозвратно. Неруда потому понимал цену жизни,

что никогда не забывал о незримом присутствии смерти, которая через день, а может

быть, через мгновение выхватит того человека, который сейчас с тобой разговаривает.

Он потому так любил Землю, что в нем жило постоянное сознание возможности ее

исчезновения, если люди слишком легкомысленно и жестоко заиграются с ней.

Поэзия Неруды буквально набита усаженными им за стол завтрака справедливости

людьми. Это его отец, пропахший паровозным дымом, его нежная мачеха, его дядя, в

стакане которого, как бабочка, трепыхается молодое вино, это его любимая Матильда,

чилийские шахтеры, крестьяне, бойцы интербригады в Испании, древние инки,

несчастный разбойник Хоакин Мурьета и многие, многие другие. Поэзия Пабло

Неруды похожа па монументальную скульптурно-живописную композицию Сикейроса