Талисман

Но конечно, наибольшие хлопоты доставил Джеку Ричард. Первоначальная детская паника быстро переросла во всесокрушающий ужас. Ричард отказался подниматься в кабину. Сначала он бродил по сараю, не глядя на поезд, словно в трансе. Когда же осознал, что Джек не шутит и хочет уехать вместе с ним, устроил истерику; как ни странно, больше всего Ричарда испугал тот факт, что конечным пунктом их поездки являлась Калифорния.

– НЕТ! НЕТ! НЕ МОГУ! – заорал он, когда Джек потянул его к поезду. – Я ХОЧУ ВЕРНУТЬСЯ В МОЮ КОМНАТУ!

– Они могут последовать за нами сюда, Ричард, – устало объяснил Джек. – Нам надо уезжать. – Он взял Ричарда за руку. – Это все сон, помнишь?

– О господин! О господин! – стонал Андерс, бесцельно кружа по большому сараю, и Джек понимал, что на этот раз кучер обращается не к нему.

– Я ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ В СВОЮ КОМНАТУ! – взвизгнул Ричард. Он так крепко зажмурился, что лоб от виска до виска прорезала глубокая морщина.

Еще один Волк. Джек попытался подвести друга к поезду, но Ричард словно врос в пол, упрямый как мул.

– Я НЕ МОГУ ТУДА ЕХАТЬ! – крикнул он.

– Здесь ты тоже оставаться не можешь. – Джек предпринял еще одну попытку подтащить Ричарда к поезду и на этот раз сократил расстояние до кабины на фут или два. – Ричард, это нелепо. Или ты хочешь остаться здесь в одиночестве? Хочешь в одиночестве остаться в Долинах? – Ричард покачал головой. – Тогда иди со мной. Уже пора. Через два дня мы будем в Калифорнии.

– Плохи дела, – бормотал Андерс себе под нос, наблюдая за мальчиками. Ричард продолжал мотать головой.

– Не могу туда ехать, – повторил он. – Не могу сесть в поезд и не могу ехать туда.

– В Калифорнию?

Ричард сжал губы в узкую полоску и вновь закрыл глаза.

– Черт, – вырвалось у Джека. – Ты мне поможешь, Андерс? – Высокий крепкий старик посмотрел на него с недовольным видом, почти с отвращением, но подошел, поднял скулящего Ричарда на руки, словно щенка, и усадил на мягкое сиденье кабины.

– Джек! – воскликнул Ричард, перепуганный перспективой оказаться наедине с Проклятыми землями.

– Я здесь, – ответил Джек, уже поднимаясь в кабину с другой стороны. – Спасибо тебе, Андерс, – поблагодарил он старого кучера, который мрачно кивнул и отошел в угол сарая. – Береги себя. – Ричард заплакал, и Андерс посмотрел на него без намека на жалость.

Джек нажал кнопку включения, оживший двигатель загудел, и две огромные голубые искры вылетели из «дьявольского ящика».

– Поехали! – Джек передвинул рычаг в положение «Вперед». Поезд медленно заскользил по рельсам. Плачущий Ричард упал на колени, уткнулся лицом в ноги, будто хотел свернуться в колесо, бормоча то ли «немыслимо», то ли «невозможно», – Джек разбирал только отдельные звуки. Он помахал рукой Андерсу, старик ответил тем же, а потом они выехали из освещенного сарая под бездонное темное небо. Силуэт Андерса появился в прямоугольнике света, словно старик собрался бежать за ними. Джек подумал, что поезд может развивать скорость до тридцати миль в час, но сейчас она не превышала восьми или девяти, так что они едва ползли. На запад, сказал он себе, на запад, на запад, на запад. Андерс вернулся в сарай, его борода казалась снегом на широкой груди. Поезд дернулся – сверкнула еще одна большущая голубая искра, – и Джек повернулся лицом к западу, чтобы посмотреть, что ждало их впереди.

– НЕТ! – закричал Ричард и чуть не вытолкнул Джека из кабины. – Я НЕ МОГУ! НЕ МОГУ ЕХАТЬ ТУДА! – Он оторвал голову от колен, но по-прежнему ничего не видел плотно закрытыми глазами, и лицо его побелело, как кожа на костяшках сжатого кулака.

– Успокойся, – посоветовал ему Джек. Рельсы тянулись по бесконечному полю качавшейся «пшеницы», силуэты гор – старые зубы – плавали в облаках. Джек еще раз оглянулся на маленький оазис тепла и света – станцию и восьмигранный сарай, – медленно отдалявшийся от них. Андерс оставался высокой тенью на фоне прямоугольника света. Джек опять помахал рукой, тень ответила. Затем Джек снова посмотрел вперед, на уходящее вдаль поле. Если так выглядели Проклятые земли, получалось, что их ждали два мирных и спокойных дня.

Разумеется, дело обстояло иначе. Даже в подсвеченной луной темноте Джек видел, что «пшеница» уже не стоит стеной, распадается на островки, а примерно через полчаса после отъезда со станции изменения уже бросались в глаза. Даже цвет злака изменился, стал каким-то искусственным, не прекрасным золотом урожая, а той болезненной желтизной, которая появляется, если что-то оставить слишком близко от мощного источника тепла. Желтизной засухи. С Ричардом тоже происходили изменения, и не в лучшую сторону. Какое-то время он глубоко дышал, потом молча и бесстыдно плакал, как маленькая обиженная девочка, и, наконец, забылся беспокойным сном. «Не могу вернуться», – бормотал он во сне, или Джеку только так казалось. Более того, спящий Ричард словно ссохся, как «пшеница» вокруг.