Талисман

— Мой муж где-то рядом, — сказала девушка, — я просто немного заблудилась и потеряла его из виду, — при этих ее словах две монеты незаметно скользнули в руку стража, и тот несколько смягчился.

— Иди, иди отсюда, — лишь прикрикнул он, — не то наживешь себе неприятностей, подружка!

Возвратившись, Ника поведала друзьям о своем небольшом приключении.

— Если твоя Глария хотя бы вполовину так роскошна, как эта всадница, то я понимаю — тебе было от чего потерять голову, — закончила она.

Англичанин помрачнел.

— Глария ни с кем не сравнится! А Ликенион я знаю, — сказал он. — Я был с тобой не до конца откровенен, Бара. Видишь ли, в какой-то степени эта женщина тоже явилась причиной моих несчастий. Ликенион настолько же хороша собой, как и кровожадна. Она обожает бои гладиаторов, но более всего ей нравится проводить ночь с победителем. Это распространенное развлечение среди знатных дам; они кидают между собой жребий, который должен решить, кому из них сегодня повезет.

— А мнение самого победителя при этом не учитывается?

— Это часть игры. Да и какому мужчине не польстило бы стать объектом вожделения самого цвета местной знати?

— И что же, мужья этих особ не возражают против подобных забав?

— У них свои забавы. Они зачастую даже не считают это изменой. В общем, Ликенион всегда отличалась неукротимым нравом, смелостью и жадностью, а также удачливостью, поэтому мы нередко были с ней…

— То есть, она выигрывала тебя по жребию?

— Вот именно. Я побеждал на арене, а она — на трибуне.

— Очень мило, — хмыкнула Ника.

Ей, конечно, было известно, что пресыщенная знать постоянно ищет новых развлечений, и неважно, идет речь о мужчинах или о женщинах, так что она не особенно удивилась откровениям друга.

— Ликенион — жена одного из приближенных Аргеваля, военачальника Туорга, — продолжал англичанин, — который частенько отсутствует в Риме и, в отличие от многих, не слишком-то благосклонно относится к утехам супруги. Но что он может сделать? Пока его нет, Ликенион просто с цепи срывается. И случилось так, что Туорг застал нас вдвоем при совершенно недвусмысленных обстоятельствах, и как раз в самый неподходящий для меня момент. Это произошло вскоре после моей ссоры с Аргевалем. При иных обстоятельствах все сошло бы нам с рук, но тут… Туорг пришел в неистовство и пожаловался королю. Меня обвинили в прелюбодеянии с супругой гражданина Италии. Это стало официальным поводом, из-за которого меня и взяли под стражу.

— Эту деталь ты поначалу опустил.

— Да, но ведь настоящая причина действительно была совсем в ином!

— А Ликенион? Что с нею?

— Да ничего. Предполагается, что в таких случаях супруг сам вершит суд над женой, а Туорг никогда и пальцем Ликенион тронуть не осмелится, зато в состоянии отыграться на таком, как я. Вот он и отыгрался.

— Ясно, почему тебя подвергли публичному наказанию.

— По приговору — именно за прелюбодеяние. Но это все равно несправедливо, ты что, не согласна?

— Если я что-то понимаю в местных законах, то ты, наоборот, еще дешево отделался. Инородец, осмелившийся покуситься на честь знатной госпожи, супруги военачальника, должен быть осужден на казнь. Так что тебе повезло, и грех жаловаться: приговор был мягким.

— Мягким! Ничего себе — мягким! Да меня едва не забили насмерть! — возмутился Эльбер.

— Ладно, не кипятись, — отмахнулась девушка.

Белый Воин обиделся на нее. До позднего вечера они не разговаривали, а помирились, по обыкновению, только ночью.

Неоднократно Ника замечала возле особняка Эльбера странную женщину, старуху: она подходила к самой ограде, стояла там несколько минут, словно что-то внимательно высматривая, затем, шаркая и тяжело опираясь на посох, отправлялась прочь. В один из таких визитов искательница приключений даже вышла, чтобы поговорить с незнакомкой, узнать, кто она и чего хочет. Та из-под низко надвинутого платка глянула на нее удивительно живыми и яркими глазами и с неожиданной для столь преклонного возраста резвостью ретировалась.

«Ведьма, что ли? — подумала Ника. — Как бы не навела порчу!»

Седмицу старуха не напоминала о себе, но затем появилась снова.

На этот раз Ника была более осмотрительна и решила не выдавать себя — просто понаблюдать, что та станет делать. Девушка почему-то ощутила укол неосознанной тревоги — но какую опасность могло представлять собой это древнее немощное существо? Если, конечно, она на самом деле не колдунья…

— Таймацу, — позвала она Призрака, — посмотри, что это за женщина? Не видел ли ты ее прежде? Вон там стоит, совсем старуха.

— Я не вижу никакой старухи, — возразил Осенняя Луна, хотя невозможно было, чтобы он ее не заметил.

— Как же, — изумилась Ника, — да вот же она, возле ограды!

— Старухи там нет, — твердо повторил островитянин. — Если, конечно, ты не считаешь себя таковой, ибо эта женщина не старше тебя.

— Ты что, разыгрывать меня взялся? Что же я, своим глазам не должна верить?

— Я всегда говорил, что круглые глаза видят на редкость скверно. И тебя саму порой кое-кто не способен отличить от мужчины.

— Значит ли это, что, по-твоему, эта старуха вовсе не та, за кого себя выдает?