Там, где лес не растет

Ему тут же пришлось убедиться в мудрости и правоте другого созвездия веннских пословиц, тех, что потешались над мужчиной, затеявшим спор с женщиной, то есть заведомо не по уму. Коса нашла на камень!.. Девка взвыла, точно разъярённая кошка, и попыталась без помощи Коренги свалить суму в его лодку. Кажется, она готова была остаться на погибель сама, лишь бы спасти нечто несказанно ценное. Коренга сразу замолчал и, надсаживаясь, потянул к себе тяжесть, чрезмерную и для него самого, и для лодочки. Несколько яростных рывков… твёрдые углы вреза́лись в плетёную солому и застревали, дно то проскальзывало по глине, то прилипало… – и вот наконец походная сума – а верней сказать, здорово сделанный кожаный пестерь – тяжело обвалилась прямо на Коренгу, больно придавив ноги, и только тогда на кормовой щит легко и ловко, действительно как коза, спрыгнула бесстрашная девка.

Коренга кое-как передвинул поклажу, чтобы можно было грести, выпростал весло и с усилием двинул с места перегруженную, глубоко осевшую лодку.

Когда её удалось худо-бедно разогнать, он поднял глаза и увидел, что обманчиво медлительное течение успело без малого вернуть его к оползню, с которого он соскальзывал в озеро. Скоро лодочка поравняется с распадком, откуда уже спускались Эория и Торон. Их фигурки показались Коренге такими маленькими и далёкими. А за ними, в какой-то сотне саженей, падали в котловину те самые потоки, в которые Коренга так боялся угодить. Потоки было отчётливо видно, и увиденное не на шутку пугало, хотя семьдесят семь струй там и не бурлили. Просто на поверхность густой грязи двухаршинным валом изливалась более жидкая. И постепенно растекалась по ней, увлекаемая вращением. Издали вал казался стоячим, потому что поверхность озера как бы вдвигалась под наплывающий слой, но Коренга рассмотрел крутившиеся впереди камни и пни и понял, что, попади он туда, уцелеть не удастся.

Как и то, что берега ему вовремя было не достичь…

Коренга услышал крик Эории и увидел у сегванки в руках натянутый лук. Не только полог и верёвка отягощали её бездонный мешок!.. Плохим отцом и кунсом был бы Сквиреп Чугушегг, если бы отправил дочку в путь без лука и стрел!.. Коренге недосуг было смотреть, куда целилась Эория, глаз схватил только то, что она брала очень сильное превышение, а лук держала горизонтально. Через несколько мгновений впереди и левее лодки в густой бурый кисель воткнулась стрела и, не находя прочной опоры, стала валиться, роняя с неба хвост тонкой верёвки. Коренга подхватил шнур веслом, чтобы не попал под днище, и почти не глядя швырнул его за себя девчонке.

– Тяни!

Не требовалось знания языка, чтобы уразуметь этот приказ… Да, собственно, и самого приказа не требовалось. Когда неодолимая сила несёт тебя к гибели, а кто-то бросает верёвку, без слов ясно, что верёвку надо тянуть!

Девчонка быстро-быстро засновала руками, выбирая сажени шнура. Она сидела на кормовом щите, точно лихая наездница на лошадиной спине: цепко сжав борта распахнутыми коленями и высоко задрав голые пятки. У Коренги точно не получилось бы ни подобной посадки, ни столь стремительной работы. Так способна поспешать лишь привычная вращать веретено, пропускать челнок и мгновенно переворачивать на сковородке блины. Он не оглядывался, но возглас девки скоро сообщил ему, что на смену лёгкому шнуру из-за борта пришла толстая, прочная бечева.

– Вяжи! – продолжая бешено драться веслом, выкрикнул Коренга, и девка опять поняла его без толмача.

Мокрый конец бечевы гулко хлестнул по вощёной коже, кормовой поручень охватила петля… Верёвка постепенно натянулась и задрожала в воздухе, сбрасывая грязь и повисшие лохмотья травы.

Сразу стало ясно, что жестоко перегруженную лодку Эории было не удержать даже с помощью Торона. На голом берегу не к чему было привязать коренной конец бечевы, песок не давал надёжного упора ногам, без того вязнувшим в нём по щиколотку… Сегванка и не пыталась совершить невозможное. Девушка и пёс побежали по берегу, упираясь, перехватывая бечеву и всемерно подтягивая лодочку к берегу. Коренга же, знавший, как управляться с водоворотом, продолжал грести по течению, чтобы оно само вынесло его на внешний край котловины… Всё вместе напоминало движение камня в праще, опять-таки хорошо знакомое Коренге.

Больше никаких хитростей для спасения было уже не изобрести, да и некогда. Оставалось только одно – грести так, чтобы гнулось и трещало весло. И Коренга грёб. Он больше не смотрел вперёд, не прикидывал расстояние до гибельного вала. С неба постепенно уходил последний свет дня, по лицу, заливая глаза, едкой пеленой стекал пот пополам с грязью, и недосуг было его утереть, да и глаза-то уже мало что различали, кроме радужных, всё более ярких кругов. Коренга грёб.

И даже когда лодочка наехала днищем на берег и остановилась, он ещё несколько раз чиркнул веслом по песку, прежде чем сообразил, что всё кончилось. Он хотел переставить рычаг, обращая лодку в тележку для езды посуху, но не сумел даже расцепить пальцы, сведённые корчей на хва́тке весла.