Там, где растает мой след

— Будет тебе мытье, — удивила Женя. С чего это она так раздобрилась? — И не с хозяйственным, а с земляничным мылом.

Валера начал быстро раздеваться. Женя сшила ему штаны на завязках и рубаху. Теплые, байковые, удобные. И их можно было стирать, а не разрезать и выкидывать.

Она включила воду, направила струю на пленника и отвернулась. Никогда не смотрела, как Валера моется. Ей было это отвратительно. Особенно мерзко представлять его пах.

И вот сегодня… Почему именно сегодня? Она услышала грохот (это Валера уронил мыло в таз с теплой водой) и обернулась…

Обернулась, чтобы увидеть ЭТО!

И снова все вспомнить!

— Ты все тот же грязный извращенец, — зашептала она сипло. — Сколько ни мойся! Женя пнула таз, швырнула под ноги чистое полотенце, а струю направила на живот.

— Я не виноват, это физиология! — закричал он, прикрываясь.

— Ни о чем не можешь думать, только о трахе! — все больше распалялась она. — Голодный, обгаженный, избитый, сидящий на цепи… Ты все равно озабочен! Я бы кастрировала тебя, но мне мерзко прикасаться к тебе.

Водяная струя била, пока Валера не согнулся от боли. Женя выключила воду, подошла к пленнику и толкнула его на кресло. Затем она туго затянула веревки на ногах и снова завела его руки за спину, чтобы обездвижить их.

Полотенца не дала, воду не подтерла, одеялом не укрыла, дров не подкинула.

— Сиди, замерзай. Авось сам отвалится! — процедила она и покинула погреб.

* * *

Она вернулась не сказать, что скоро, но времени много не прошло. День от силы.

За видеодвойкой, подумал Валера, ведь именно возле нее Женя присела. Но только на минуту. Вынув кассету с «Крепким орешком», она вставила в приемник другую. После этого приблизилась к Валере, взяла шланг. Он весь внутренне сжался.

— Не ссы. Сейчас обмою тебя немного и дам кино посмотреть.

— Какое?

— Тебе понравится.

Она обдала его водой, как извалявшегося в собственном навозе поросенка, и напоила из того же шланга.

— Дай вытереться.

— Так высохнешь, я подбавлю жарку.

Она нажала на кнопку «плей». Экран ожил, и первое, что увидел Валера, это огромную женскую попу. Когда камера отъехала, стала видна вся женщина, а еще мужчина. Такой же темный, как его партнерша, он обнимал еще двух девушек, уже белых, похожих друг на друга…

Женя включила порнуху. Красивую, страстную, такую, какую Валера любил. Она возбуждала его не меньше, чем сцены насилия. Вот и сейчас организм среагировал…

— Наслаждайся, — брезгливо глянув на него, проговорила Женя. — Фильм идет два часа.

— Не надо, выключи… Это мучение, только смотреть!

— А ты не смотри. Тренируй волю.

И ушла. А Валера стонал и рвался, а потом выл от боли. Благо все произошло само собой, это позволило парню немного передохнуть. Но когда в комнату к актерам зашло еще двое парней, Валера понял, что еще не отмучился.

* * *

Она так и не сломала его!

Валера как таракан адаптировался ко всему. Он безусловно страдал… От жажды, голода, вони, боли. От унижения и беспомощности. Но он не утратил надежды. Кондратьев по-прежнему был убежден в том, что его мучения скоро кончатся и он забудет их как страшный сон.

Как с гуся вода, это про него. Женя растоптана, изломана, она моральный инвалид на всю оставшуюся жизнь, а Валерка хоть и сидит на цепи, а все тот же: хочет пить водку, жрать и трахаться.

И пытка для него прошла почти безболезненно. Он даже умудрился получить удовольствие!

Думая об этом, Женя морщилась. Раны зажили, но они все равно напоминают о себе. И Женя всякий раз понимает, что не сможет допустить к себе ни одного мужчину. Даже любимого! Да и появится ли он когда-нибудь?

— Вряд ли, — самой себе отвечала Женя. — Любовь — это доверие, а ты теперь всегда будешь держать дистанцию.

Перемены, произошедшие в ней, все списали на звездную болезнь. Женя теперь обшивала только городскую элиту, пермских телезвезд (она смогла загладить свою вину перед ведущей, которую подвела) и одну московскую приму-балерину. Та сидела в жюри конкурса молодых модельеров, в котором Женя участвовала, и обратила внимание на ее работы. Сразу после мероприятия она пригласила финалистку к себе, чтобы та сняла мерки и выбрала из кучи отрезов тот, который понравится.

— Душечка, я поручаю вам сшить мне платье для красной ковровой дорожки. Мне вручат премию за вклад в искусство. Это все равно что проводы на пенсию. Но я должна показать всем, что еще о-го-го!

— Но я завтра уезжаю из Москвы.

— Ничего страшного. Сошьете наряд дома, а мне отправите поездом через знакомую проводницу. Вы ведь из Перми?

— Нет, из области. Но я сошью и передам.

— Конечно, вы сделаете это, душечка, — усмехнулась женщина и без стеснения скинула с себя одежду, чтобы замеры были точнее. — Ведь, став моим модельером, вы сможете переехать не только в областной центр — в столицу!

Она не стала говорить, что не желает переезжать в Москву, только в Милан. И личным модельером стареющей балерины быть не хочет. Но временное сотрудничество даст Жене многое. И в первую очередь деньги. Столичные расценки с провинциальными не сравнить, и она будет драть с балерины нещадно.