Там, где растает мой след

— Неужели не об этом вы разговаривали с Женей на еженедельных сеансах?

— Я знала ее как Джину Костелло, модельера, который, создав шедевральную коллекцию, ушел из профессии и переехал в провинцию.

— Но вы же психиатр, могли бы достать из нее всех демонов.

— Такой задачи не стояло. Джина сразу обозначила границы.

— Разве так можно?

— Можно по-разному, главное, чтоб пошло во благо. А Джина быстро стабилизировалась и до последнего держалась без срывов. Мы иногда целый час обсуждали рецепт лазаньи. Каждый слой, ингредиент, способ подачи. Пациенты с обсессивно-компульсивным расстройством, как правило, раскладывают вещи по полочкам, все пересчитывают, перемывают, но можно все это делать и в воображении. Это тоже успокаивает, дает уверенность в том, что все под контролем, поэтому мы с Джиной то что-то готовили, то смешивали коктейли, то танцевали сложные танцы.

— Я математические задачи в уме решаю. У меня тоже обсессивно-компульсивное расстройство?

— По-моему, у вас горе от ума. Но психических отклонений не исключаю. Чтобы поставить диагноз, часа мало, а у нас осталось всего пятнадцать минут.

За этим разговором они покинули здание и дошли до кафе Люцио.

Самого его видно не было. Заказ принял уже знакомый Филу паренек с залитым гелем хохолком. Амалия спросила у него, где хозяин. Тот ответил, что сейчас подойдет.

— Вы сказали, Джину убили. Как?

— Зарезали.

— Просто ткнули ножом?

— А непросто, это как?

— Множественные раны. Беспорядочные или точечные. С автографами или посланиями под ними.

— Последним только маньяки грешат, мне кажется.

— Необязательно. Но если Джину убил тот, кто, по вашему уверению, был у нее плену, он оставил бы что-то. Не факт, что на коже. На волосах, одежде…

— К сожалению, я не знаю подробностей.

Фил пытался выяснить их. Для этого взломал полицейскую базу пизанской провинции, но там ничего. Даже номера дела. Его, конечно, завели, но пока еще не внесли данные в компьютер. В этом не было ничего удивительного: не только Италия, вся Европа, за исключением, пожалуй, Германии, застряла если не в каменном веке, то в прошлом точно.

— Давайте я расскажу вам, как мы познакомились с Джиной? Это может быть важным.

Фил кивнул и стал искать глазами хохлатого. Хотелось пить и оливок. Оливок в специях, пузатых, сочных, провяленных. В Турции они хороши. А тут, интересно? Почему-то Фил не пробовал их в Италии, только маслины.

— Джина появилась в нашем городе пять лет назад, — начала Амалия. — Это выглядело эпично. Она сидела в голубом ретрокабриолете в белом платье, облегающем ее фигуру, как вторая кожа. На голове шелковый шарф. Сине-золотой. Он развевался на ветру и был в длину метра четыре. Мундштук, алая помада, очки в пол-лица — образ настоящей дивы шестидесятых. Она проехалась по всему городу, с музыкой, приветственными криками, разбрасыванием воздушных поцелуев, но остановилась тут. Вышла из машины, закурила новую папироску и повелела принести ей бутылку шампанского. Люцио побежал исполнять.

— Вы видели все это из окна своего кабинета?

— На месте него тогда был покерный клуб. Я работала в нем администратором. А как начинающий психиатр вела в социальном центре группу помощи людям, страдающим от зависимостей. Получала гроши и бесценный опыт.

— Люцио тут же сделал стойку на такую даму, да? Он тот еще Казанова.

— Тогда он был глубоко женат и даже на работе не флиртовал. Но Джина его заинтересовала. Они болтали, смеялись, однако в кафе она не задержалась. Выпила полтора фужера и ушла. Сев в машину, лихо отъехала, завернула за угол и… начала задыхаться. Шарф, что был намотан на шею, будто душил ее. Она срывала его с себя, раздирая шею. Я выбежала, чтобы ей помочь. Вдвоем мы справились.

— Она тогда только-только покинула стены психиатрической клиники?

— Нет, вышла в люди. Джина долго находилась в добровольном заточении, но решила, что хватит. В образе выйти из зоны комфорта было легче, вот она и вырядилась. Я сказала ей, что готова помогать. Она согласилась, но поставила условие: обсуждать мы будем определенный этап ее жизни. Я согласилась, предполагая, что она сама захочет расширить границы, но нет.

— Вы говорили, в последнее время срывов у Джины не было, а до этого?

— На первых парах много. Но с каждым годом она все реже срывалась. Перестала использовать защитный образ дивы, позволила себе стать собой.

К столику наконец подошел бармен-официант с заказом. Перед Амалией он поставил латте, а Фил получил наконец воду и оливки.

— Розе не хотите? — обратился он к даме. — У них есть отличное пино-гриджо.

— Я не пью.

— Что вы говорите? А как же рижский бальзам?

— Вино не пью. А крепкое — да, но не больше стопки.

Пришлось и Филу отказаться от розе. Хотелось хорошего, выдержанного, того самого, из Венеции, а не разливного.

— Вернемся к группе, которую я вела, — вновь заговорила Амалия. — В ней были в основном игроманы, завсегдатаи покерного клуба, два алкаша и один озабоченный. Но однажды в ней появился новенький. Синьор Коломбо. Он назвал себя джинниголиком.

— Это что еще за зависимость?

— От Джинни. Здесь ее знали как Джинни Россини.