Там избы ждут на курьих ножках

– Вампиры, если они сюда сами нагрянут, разнесли бы избушку в пух и прах – уж нашли бы способ! Но для оборотней она в самый раз, – решил Дьявол. – Бревна у нее крепкие, что твое железо, двери и окна укреплять придется. Окна избы закроют, замаскируем – это им раз плюнуть, а дверь могут вышибить, на двери я не надеюсь. Сама справишься с покойниками или помочь тебе? На смех меня поднимет вся вселенская нечисть, что самый страшный законопослушный гражданин прикоснулся к праху, но уж если дал слово устроить равенство противоборствующих сил, так держи!

– А почему нельзя тебе к праху прикасаться? – спросила Манька, шагая к избушке и все еще вытирая слезы, катившиеся по щекам крупными бусинками. Заметив, что с ней что-то происходит, избы беспокойно топтались неподалеку.

– Если я сам буду отмывать нечисть, как смогу считать себя ее Богом? То же самое будет, что в Раю у Батюшки моего Абсолютного, потом и вовсе забьют меня камнями, – ответил Дьявол, ухмыльнувшись. – Что отличает Бога от обычного человека? Бог – он гордый, никому не угождает, никому ничего не должен – и проклясть может… Возьми Интернациональных Спасителей: пили, изводили деревья, наслаждались женщинами, приворовывали – и открылись как мученики. Палками не дрались, зато побивали проклятием. И вот он Бог, готовенький, с пылу, с жару… А я чем хуже? Такой масштабности нет ни у одного Спасителя! Честное слово, я уж и не знаю, как помазать себя еще, чтобы зазвучать во всех хвалебных молитвах!

– Это потому, что ты слишком большой: дело есть, а тела как бы нет, – отшутилась Манька. – Ладно, сама справлюсь, – пожалела она Дьявола, представив, что ее друг станет менее значимым, чем он считал сам себя.

Манька вдруг поняла, что ей тоже важно, что и как думал о себе Дьявол. Может быть, потому, что ей он казался слабым. Он и половины не мог сделать из того, что мог бы человек. Погодой никого не испугаешь, выползающих строем раков только радостными восклицаниями встретят, а до Ада еще надо дожить. Вот и мать вернуть не мог – но Манька успела полюбить его таким, какой он есть. И когда он говорил о вселенских масштабах, ее это мало впечатляло. Главное, что он умел сделать сильной ее, найти такое слово, которое лечило лучше живой воды, плаща и всяких лекарств. И знал много. Манька задумалась, любуясь его легкой призрачной улыбкой. С другой стороны, ведь нельзя сказать, что Дьявол сделал людей проклятыми, распнул их и вынул душу – он сделал человека, а человек презрел законы своей природы. И что бы она ни думала, он вернул ей мать, теперь она точно знала – мать у нее была! Слабой, сломленной, но была. И жалела она ее, потому что мать не смогла справиться со своим проклятием, что не рассмотрела железо, не встретила в пути Дьявола, и не дождалась, когда дочка вырастет и спасет ее от боли, которую мать несла в себе.

Избы волновались, было заметно, что окошки их блестят, она чуть привстали, лестницы болталась в воздухе, стаи зверьков толпились у входа, пытаясь взобраться по ступеням, роняли запасы. Манька улыбнулась сквозь слезы, но счастливой и виноватой улыбкой, успокаивая их.

Обгоревшие полумертвецы все еще ползали между кострами, изображая мать и ее знакомых, которые интересовались Манькиной жизнью, и чтобы подойти к костру приходилось бить их как следует посохом в лоб. В другое место – они не отставали, а только становились злыми. Драться они тоже умели, ударяясь о нее крепкими головами, и когда она падала, наваливались всей толпой и рвали тело.

Дьявол выливал на всю ораву ведро живой воды и вытаскивал ее, осматривая раны, которые почему-то не заживали, пока она не находила тот самый костер, из которого был ударивший и покусавший ее, и не вынимала щепку.

Дьявол убеждал, что каждый раз укусы их становятся менее действенными и болезненными, но Маньке так не казалось. Голова ее раскалывалась от яда, попавшего в кровь, тело опухло и пальцы перестали гнуться, будто ее кусали не покойники, а осы, она посинела сама, и вполне могла бы стать устрашением для покойников, если бы они умели хоть чуть-чуть мыслить объективно, но мыслили они на уровне животного инстинкта, и этот инстинкт подсказывал им, что она кусок плоти, которым неплохо бы закусить.

Доставали щепки короткими набегами, из самого ближайшего к выходу костра, пока Манька не осознала, что натворила, и не взяла себя в руки. Энергия перестала от нее поступать к мертвецам, и теперь им приходилось жаться к кострам, но многие залазили в чужой, и когда щепка была добыта, оставались неуспокоенными полуобгоревшими трупами, не падая прахом как обычно, а ползли дальше, выискивая тепленькое местечко, и врачующий Маньку Дьявол крыл матом и покойников, и ее, и всех, кто расплодил эту нечисть в избе.