Там, откуда ушли реки

Сайгак — древнейшее животное, современник мамонта. Он дальний родственник козлам, хотя его ошибочно называют антилопой. Рога есть только у самцов. Бегают сайгаки своеобразно, опустив голову, иноходью, развивают скорость до 60–70 километров в час. Хоботообразная, но с крупными ноздрями голова — одно из приспособлений к быстрому бегу. В резервуаре носовой полости воздух очищается от пыли, слегка прогревается.

На зиму сайгак отходит на юг в зону пустынь, летом же откочевывает на места окота к северу.

Он плодовит, большинство самок приносят двойни, иногда даже тройни. Самка становится взрослой к семи месяцам. В Сарыесик-Атырау сайгак мог бы найти отличные места для размножения, но летом здесь очень мало открытых водопоев.

Я далеко ушел от бивака, извилистое староречье все манило вперед, за каждым его поворотом, думалось, покажется что-то необыкновенное, оставшееся от народа, здесь обитавшего. Но впереди все та же ровная пустыня с песчаными грядами да редкие рощицы туранги и тамариска по бывшему ложу реки. Иногда я вижу очень густые заросли колючего чингиля. Налетает ветер, и сухие бобы гремят и позванивают в коричневых стручках. Такие заросли располагаются, как правило, в том месте, где река, поворачивая, вымыла глубокое понижение, в которое теперь весной сбегает вода.

И всюду стволы погибших деревьев, стоящие на корню, поваленные на землю, целое кладбище деревьев, черных, источенных временем. В одном месте на берегу лежит полуистлевший ствол туранги. На нем давние-давние следы топора. Кто-то срубил могучее дерево, но воспользоваться им не успел. Пилой было бы значительно проще сделать такую работу. А вот вблизи и пень от дерева-великана. Может быть, где-то на берегу реки сохранились остатки жилища? Но время стерло следы деятельности человека. Только в одном месте я вижу понижение квадратной формы, видимо оставшееся от полуврытого в землю дома. Да кое-где на поверхности лежат кусочки глиняной посуды.

Возвращаться напрямик к биваку я не решаюсь. Солнца нет, оно закрыто облаками, а мое чувство ориентации не совпадает с показанием компаса. В ровной саксауловой пустыне очень легко заблудиться. Решил воспользоваться своими следами и, наверное, засветло успел бы дойти до бивака, да задержался. На одном саксауле встретил крошечных насекомых, так называемых сеноедов. Они бойко бегали по стволам и, встречаясь, будто молодые бычки, стукали друг друга своими большими и слегка выпуклыми головками.

Это бодрствующее зимой насекомое я впервые открыл в саксаульниках поймы реки Чу около двадцати лет назад. Оно оказалось очень интересным. На саксауле растут и развиваются разнообразные, очень мелкие и незаметные неопытному глазу грибки. Летом, в сухом и жарком климате пустыни, грибки замирают, поздней осенью, зимой и ранней весной, когда перепадают то снега, то дожди, грибки трогаются в рост. Обогрева лучами зимнего солнца им достаточно для развития. На грибках в холодном климате приспособились жить и крошечные сеноеды. Они образуют самостоятельный отряд с множеством видов. Кстати, сеноедами этих насекомых назвали по недоразумению, так как сперва их обнаружили и описали в преющем сене. Питаются же они грибками. Наш саксауловый сеноед, а правильнее его было бы назвать саксауловым грибкоедом, очень холодостоек, активен днем, особенно в солнечную погоду, в пасмурную же деятелен до температуры 6–7 градусов ниже нуля. Ночные морозы в 20–30 градусов ему нипочем. Он так и застывает на ночь на коре в той позе, в которой окоченел. Помню, обрубки саксаула с сеноедами я вносил на день в лабораторию, а на ночь выносил на мороз. Подобная смена температур оказалась самой подходящей для развития удивительного создания. Вскоре у меня появились взрослые крылатые насекомые. В естественной же обстановке сеноеды заканчивают развитие к весне, окрыляются, откладывают яички и погибают. Яички хорошо переносят засуху и жару.

Сеноеды меня задержали, и к биваку я шел уже в темноте, руководствуясь сухим руслом. Но оно, такое коварное, расходилось на несколько рукавов, а поиски следов в темноте были бессмысленны. Вскоре я убедился, что продолжать путь дальше нельзя — можно уклониться далеко в сторону. Надо ждать утра и днем распутать свои следы, если только не выпадет снег. Перспектива заночевать вне теплой палатки, без спичек была неприятна. Так я попал в положение, от которого всегда строго и тщательно оберегал своих помощников.

Что делать — кричать? Голос человека может быть услышан не дальше нескольких сот метров. К сожалению, я оставил дома своего верного спутника — фокстерьера. По команде «домой», он, поглядев по сторонам и как бы немного посомневавшись, всегда брал верный курс, хотя по пути нередко забывал о возложенной на него обязанности, встретив что-нибудь интересное.