Гусениц много. На один квадратный метр — три — пять штук. Массовое размножение налицо. Почему же, несмотря на тяжелые засушливые годы, так размножились гусеницы? Численность этих насекомых зависит от деятельности их врагов — насекомых-наездников. По-видимому, наездников стало мало. Они больше пострадали от засухи. Не было цветков, не было и нектара — пищи взрослых особей, не было и сил проявить свою обычную неугомонную деятельность. Гусеницы совки, исконные и нетребовательные жительницы пустыни, много ли им надо еды! Массовое размножение всегда вызывает органически целесообразную реакцию — расселение во все стороны, поиски новых и незанятых мест обитания, чтобы избежать конкуренции, болезней, распространению которых способствует соприкосновение особей друг с другом. Почему же гусеницы ползли строго в одном направлении — на этот вопрос ответить трудно даже предположительно.
Чтобы проследить, далеко ли ушли гусеницы, я взбираюсь на плато и вдруг слышу журавлиные крики. Косяки журавлей пролетели около полумесяца назад! Неужели запоздавшие птицы? Поднял голову, стал вглядываться.
Высоко над землей кружились только три птицы, как мне сначала показалось: орел и две вороны. Да орел ли летит вместе с воронами! Не орел, конечно, а одинокий журавль широко распластал крылья, кружит в небе, набирает высоту, кричит, зовет своих… Но вместо родичей за ним увязались две вороны. Птицы покружились в небе, стали совсем маленькими и полетели все вместе на северо-запад. Скоро я потерял их из виду, но далекий журавлиный крик, постепенно затихая, все еще слышался.
Случайное наблюдение озадачило. Как объяснить столь поздний полет журавля, да еще в такой необычной компании! Возможно, журавль в пути заболел, отстал от своего косяка, а потом подружился с воронами. Вот они все трое и собрались долететь до родной сторонушки. Но вороны гнездятся рано. Да и невероятна дружба столь разнохарактерных птиц, хотя в природе случается и такое. Скорее всего, вороны почуяли в журавле заболевшую или раненую и оставленную своим косяком птицу и решили ее сопровождать до конца, в надежде на поживу. Все может быть!
После хребтика Куланбасы мы сворачиваем в сторону, в сохранившийся еще участок саксаулового леска. Я люблю этот уголок, заросший саксаулом, джузгуном и песчаной акацией. В этом месте особенно хорошо весной. Между кустиками саксаула земля украшена пятнами широченных и морщинистых листьев ревеня, по нежно-зеленому фону пустыни пламенеют красные маки. Между ними вкрапливаются крошечные яркие и нарядные цветки пустынной ромашки, оттеняя своей скромной внешностью и чистотой кричащее великолепие горящих огнем цветков. В это время безумолчно звенят жаворонки, несложную перекличку ведут овсянки.
— Кто скажет, почему маки растут только возле кустов саксаула, — задаю я загадку своим спутникам. — И только с западной стороны?
Но мои спутники устали. Не желают угадывать. Молча устраиваются на ночлег, расставляют палатки, разворачивают спальные мешки, поглядывая в сторону костра, от которого разносится аппетитный запах еды. Во время ужина я даю ответ на загадку. Восточные ветры намели за кустами саксаулов небольшие сугробы снега, а когда они растаяли, увлажненная земля дала жизнь чудесным цветкам.
Здесь от реки Или идет небольшой канал. Мутная, чуть беловатая вода струится к далеким посевам. Рано утром на канале я вижу необычное. Что-то здесь произошло, какая-то разыгралась трагедия. Вся вода пестрит черными комочками. Местами у самого берега они образовали темный бордюр или тянутся по воде длинными полосами.
Три дня назад над городом прошли обильные дожди, и черные тучи поплыли в далекую пустыню. С радостью и надеждой я глядел на эту громаду облаков, несущую влагу страдающей от засухи земле и ее обитателям. Сейчас по краям дороги лужи: дожди дошли до пустыни и принесли ей жизнь.
Спускаюсь к воде с крутого берега канала. Что бы это могло быть?
— Бросьте! — кричит мне сверху Николай. — Не видите, овечий помет с кошары попал в воду!
Не овечий помет (мне самому он вначале таким показался) — жуки, небольшие чернотелки Прозодес асперипеннис. Они все как на подбор: самки чуть крупнее, самцы тоньше, стройнее. Почти все жуки мертвы. Лишь немногие из них еще шевелят ножками, еще более редкие счастливцы, запачканные жидкой лёссовой почвой, уцепились за твердую землю, выбрались из предательского плена, обсыхают или, набравшись сил, уползают наверх, подальше от страшной погибели.