Там, откуда ушли реки

Иногда на горизонте белый столб смерча. Он растет все выше и выше, то сузится, то расширится, вдруг осядет книзу и станет гигантским грибом, то вновь завьется кверху. Упадет на смерч тень от редкого на небе облачка, и он, вначале светлый и золотистый, станет темным, почти черным, как дым пожарища.

И опять до горизонта ровная и облитая жаркими лучами солнца пустыня, бесконечные реденькие кустики саксаула да сухая и серая солянка кеурек. Взлетит чернобрюхий рябок и унесется вдаль, но чаще всего сядет тут же рядом и, семеня коротенькими ножками, переваливаясь с боку на бок и оглядываясь на нас, отбежит в сторону. Где-то здесь на земле лежат зеленовато-охристые яички, украшенные многочисленными пестринками! Иногда в том месте, откуда взлетела птица, старательно прижимаясь к земле, — два сереньких птенчика. Напуганные нашим вниманием, они молча, так же как и родители, семеня коротенькими ножками, убегают и прячутся в ближайшие кустики.

И вдруг небольшая стайка джейранов, мелькая белыми «зеркалами», лихо мчится вдали от нашего пути, и как всегда перебежав дорогу, уносится в сторону. Едва растаяло облачко пыли, поднятое джейранами, как из-за бархана внезапно выскочила лошадь и, громко топая копытами, тоже перебежала дорогу, остановилась, поглядела и вновь понеслась галопом. Меня поразил ее прекрасный вид, лоснящаяся шерсть, красота и грация сильного тела. Интереснее было то, что у лошади проявился тот же прием защиты от «преследования», что и у джейранов.

Несколько минут спустя в 200 метрах мчится уже целый табун лошадей. Его замыкает та самая лошадь, которая перебежала нам дорогу. С громким топотом лошади скрылись за горизонтом. Вот так, подумалось, если оставить на воле это прославленное домашнее животное, появятся одичавшие лошади, подобные североамериканским мустангам. Таких случаев было немало во многих уголках земного шара. Как крепко держится в лошади зов предков, если за многие тысячелетия человек не искоренил их своим воспитанием.

Проходит еще несколько минут, и в стороне мчатся большим стадом сайгаки, деловитыми и размеренными скачками.

Джейраны, лошади и сайгаки произвели на нас большое впечатление. Мертвая пустыня ожила, и мы будто оказались в прославленных заповедниках Африки. Потом снова никого, весь день ровная и безжизненная пустыня. Недалеко от того места, что так порадовало нас, видимо, находилось озерко — водопой животных.

Неожиданно рядом с дорогой — глубокая ложбинка между барханами, и в ней такая необычная изумрудная густая зелень: фиолетовые цветки додарция, зеленые травы и среди них высятся отличные колосья самой настоящей пшеницы. Блестит мокрая глина и посредине ее вода — остаток от озерка, его агония. Не было прежде на нашем пути этой ложбинки. Прозевали где-то едва заметное раздвоение дорог, опять придется возвращаться. Но не беда! Возле умирающего озерка интересно. Неплохо сделать очередную стоянку, а заодно и отдохнуть. На машину наброшен тент, его свободные концы растянуты в стороны, и вот у нас отличное укрытие от палящих лучей солнца.

Здесь все еще крутятся саксауловые воробьи, прилетают желчные овсянки, грациозные горлинки, каменки-плясуньи. Они сильно взмутили воду, в ней густейшая взвесь ила и глины. И совсем необычное: нежными и короткими трелями переговариваются сверчки. Но почему сейчас, днем, в жару, когда общаться песенными сигналами полагается только ночью? Другое дело осенью. Тогда ночи холодные, выпадает иней. Осенью последним сверчкам приходится переходить на дневной образ жизни. Уж не потому ли, что сверчки здешние особенные, не в пример другим развиваются только весной да летом, а потом на сухое время года все гибнут, оставив в земле яички? Обычно сверчкам несвойствен такой цикл развития, зимуют они молоденькими сверчатами, а потом, начиная с весны, растут, постепенно созревая до лета, откладывают яички, из которых вскоре же выходит молодежь.

Насмотрелись на зеленый уголок, отдохнули, поели, пора и в путь. да и совестно мешать страдающим от жажды птицам. Надо еще по мокрой глине подойти к воде, взглянуть на нее на всякий случай. Среди густой взвеси ила в высыхающем озерке мелькают длинные черные хвостики головастиков жаб. Судьба их, пожалуй, печальна. Успеют ли они стать взрослыми? И сейчас непонятно, как они ухитряются сводить концы с концами в такой густой взвеси ила.

И еще маленькое чудо. Вся поверхность воды, особенно по краям лужицы, пестрит коричневыми полосками. Стал на колени, пригляделся. Две черные точечки будто глаза, от них в стороны протянуты членистые усики, а возле них трепещут, пульсируют множество ножек, прогоняют в щелочку жидкую взвесь глины. Первый раз в жизни встречаю такое!