Там, за рекою, — Аргентина

Одна из двух формосских фабрик не работала, потому что экстракт якобы не имел сбыта. Вторая фабрика, «Du Bosc», производила лишь 10 тысяч тонн продукции, хотя производственная мощность ее превышала 24 тысячи тоня в год. Работа шла только для склада, так как цены, которые предлагали заграничные покупатели, были будто бы неподходящими— 260 песо за тонну.

Поэтому рабочих уволили, и началось ожидание новой конъюнктуры.

На краю Аргентины

Нанду значительно меньше, чем его африканский или австралийский собрат. Но все же, насколько природа обделила этого южноафриканского страуса размерами, настолько же вознаградила его силой и выносливостью. За Формосой он выскочил из кустов прямо перед машиной, растерянно осмотрелся, и, так как, вероятно, близлежащие возвышенности показались ему недостаточно удобным убежищем, он пустился в марафонский бег. Мы прибавили газ, чтобы определить его олимпийское время. Он держался доблестно, как приличествует страусу, раза два оглянулся, но, увидев, что противник сидит у него на хвосте, перешел на второе дыхание. Сорок километров в час! Через тысячу двести метров беговая дорожка ему надоела: он неспортивно свернул в поредевший кустарник.

Преодолеваем последние 140 километров субтропической Аргентины. Три часа езды по пампе и девственному лесу, по бесконечной равнине, которая почти ничем не отличается от Чако.

Вскоре мы достигли Клоринды. Здесь, при слиянии Парагвая и Пилькомайо, кончается автострада — ruta nacional once. За рекой виднеется новая страна. Месяц назад люди там были заняты по горло, совершая очередной переворот. Аргентинцы горячо убеждают нас, что по ночам за рекою все еще слышится бойкая перестрелка. Значит, все-таки хорошо, что мы получили от губернатора в Ресистенсии рекомендательное письмо для пограничных властей. Ведь несколько дней назад граница была закрыта для всех проезжающих, в том числе и для граждан Парагвая.

Мы застали начальника таможни на деревянной веранде, когда он предавался полуденной сиесте. У ног его стоял на коленях мальчуган и суконкой начищал ботинки.

— Qu'e hermosura, este coche! — воскликнул начальник, недочищенным ботинком оттолкнул ящичек с кремами и щетками и выбежал за калитку. — Вот это машина! Красота!

Доставать паспорта и сопроводительные бумаги было бы сейчас с нашей стороны нетактично. Мы дали возможность господину начальнику досыта наглядеться на необычный автомобиль, осмотреть его со всех сторон и даже снизу. Собралась целая толпа, и начальник с наслаждением рассказывал каждому то, что он сам только что узнал. В этом не было ничего удивительного. Ведь сюда, в глушь северной Аргентины, иностранца заносит в кои-то веки раз и уж наверняка не на чехословацкой «татре» с воздушным охлаждением.

Спустя полчаса мы попытались спросить, как будет обстоять дело с таможенными формальностями. Начальник только рукой махнул и снова принялся детально интересоваться проблемой — возможно ли, чтобы этот бичо ездил просто так, без воды, caramba! Да еще в такую жару!

Прошло еще полчаса. Наконец он потряс нам руки, бодро похлопал по плечам, как старых приятелей, зайдя сперва с одной стороны, потом с другой, согласно аргентинским обычаям, пожелал нам счастливого пути и сказал:

— Чтобы не забыть — перевоз находится в Пуэрто-Пилькомайо, в четырнадцати километрах отсюда; там вы найдете чиновника, он вам поставит печать в карнет.[34] Я позвоню туда.

Мы уже были довольно далеко от таможни, когда встречные люди подали нам знак остановиться. Со стороны таможни в туче пыли к нам бежал начальник, подняв руки над головой.

— Momentito, amigos!

Мы сделали несколько метров задним ходом.

— Я забыл вас спросить, — он тяжело дышал и вытирал пот со лба, — у вас достаточно бензину? Наберите его у нас, сколько сможете! В Парагвае сейчас не достать ни капли. Там за литр бензина могут голову оторвать…

Канцелярия под открытым небом

Человек, впервые оказавшийся на равнине, краев которой никогда не видно потому, что они все время пропадают за горизонтом, испытывает чувство блаженной свободы. Какое раздолье вокруг, какие бесконечные просторы! Но вскоре эта самая бесконечность превращается в тюрьму. Кому знакомы горы, знакомо очарование волнистых холмов или хотя бы равнин, окаймленных голубоватым венцом курганов, тот в аргентинской пампе не может избавиться от тягостного кошмара страшных снов. Дни, недели проходят в пути, а ты все на том же месте.

Мы уже оставили за собой значительно более 2 тысяч километров утомительного пути по южноамериканской Месопотамии, когда на горизонте, словно фата-моргана, появился конусообразный холм, этакий южноамериканский Ржип.[35] Он как бы подавал нам руку помощи, притягивал, будто магнит, приближался, рос. Он вдруг придал краю движение, освобождая нас от гнетущего плена равнин. Серро-Ламбаре. Метров на сто возвышался он над камышом, окаймляющим правый берег реки Пилькомайо у впадения ее в Парагвай. Но он уже не принадлежал Аргентине. Это был зеленый, поросший лесом маяк Парагвая.