Там, за рекою, — Аргентина

Нужно вернуться на несколько лет назад, к тем временам, когда возникло утверждение, что народы Латинской Америки за войну удивительно разбогатели. Да, это особенно касалось Аргентины и Бразилии, но ни в коей мере рабочих, ремесленников или крестьян этих стран. Эстансьеро — владельцы больших латифундий, держатели акций и прежде всего крупные иностранные капиталисты переживали в Аргентине золотой век. Мир за океаном голодал и протягивал руки, прося аргентинского мяса, пшеницы, кукурузы, кожи, льняного масла. «Боже милостивый, пусть война не кончается», — молились капиталисты и прилагали все усилия к тому, чтобы правительство как можно дольше оставалось нейтральным. За несметные дары аргентинского солнца и плодородной пампы обе воюющие стороны платили золотом. Покупали западные союзники, покупал Франко для Гитлера и Муссолини. Эту игру — и нашим и вашим — правительство Фаррела смогло дотянуть до самого 27 марта 1945 года, когда под давлением Соединенных Штатов оно, наконец, объявило войну Германии и Японии. Это были дни, когда Советская Армия готовилась к решающему удару по Берлину.

Никогда за всю историю платежный баланс Аргентины не был в таком благополучном состоянии, как во время войны. В 1943 году она ввезла товаров на 942 миллиона песо, а своих — преимущественно продуктов — продала на 2 миллиарда 192 миллиона песо. Таким образом, активное сальдо составило 1 миллиард 250 миллионов песо. В 1944 году активное сальдо возросло до 1 миллиарда 346 миллионов, приблизительно на том же уровне осталось оно и в следующем году. Английские, американские, французские да и немецкие и итальянские капиталисты, представляемые добровольными посредниками, с улыбкой загребали богатые дивиденды и страшились окончания войны.

Но всего, что Аргентина нажила благодаря войне, хватило лишь на два-три года.

Потеря большинства европейских рынков, бессмысленная гонка вооружений и авантюристская политика правительства привели к тому, что запасы утекли, как вода в песок. Прежний перевес платежного баланса превращался во все более угрожающий дефицит государственного бюджета, и Аргентину охватывала инфляционная лихорадка. На пресс-конференции 3 февраля 1948 года Перон совместно с председателем национально-хозяйственной комиссии Мирандо убаюкивал назойливых журналистов и клялся, что он никогда не допустит, чтобы Аргентина девальвировала песо. Через полтора года Мирандо бежал с тонущего корабля аргентинского финансового хозяйства в Уругвай, а в Аргентине произошла девальвация.

Когда мы причалили к ее берегам, Аргентина достигла уже середины той наклонной плоскости, по которой она катилась.

Зернохранилища и железные дороги стали государственными, но государство вкладывало в них так же мало, как и предыдущие капиталисты-хозяева. А рабочий возле транспортера в Дарсена-Зюд с утра до вечера глотал пыль и выплевывал куски легких в зерно так же, как и во время наивысшего просперити.

— Что и говорить, — махнул рукой наш провожатый, расставаясь с нами. — Дрейфус и Бинг Борн набивали себе карманы, правительство кричало о миллиардах доходов, а мы смотрели на это, сунув руки в карманы…

— Как это руки в карманы?

— Как! Склады были полны зерна, а его все привозили из глубины страны. Знаете, что делали с пшеницей? Бросали ее в топки электростанций. Одна лишь электростанция в Буэнос-Айресе пожирала ее более трех тысяч тонн ежедневно. Три тысячи! А сейчас эти мерзавцы того и гляди начнут творить тоже самое!..

В СТРАНУ «БЕЛОГО ЗОЛОТА»

— До вечера вы должны решить, — ультимативно сказал капитан Ван Луин на третий день после того, как «Буассевен» причалил к американскому берегу. — Нам нужно знать, поплывете ли вы с нами дальше, в Бразилию, или же выгрузите машину здесь…

Принять решение было уже не так трудно, как в первый день, когда чаши весов были уравновешены. На одной из них лежал всем известный план путешествия, по которому «татра» должна была увидеть Америку лишь над тропиком, в Рио-де-Жанейро, и затем двигаться дальше через Уругвай в Аргентину и Чили. Было здесь и еще одно осложняющее дело обстоятельство, а именно — телеграмма из Кейптауна, в который мы сообщили печати и радио, что плывем в Бразилию. Вторая чаша безнадежно опускалась под тяжестью суммы, которую голландская компания «Royal Interocean Lines» требовала за продолжение плавания.

— Планы создаются не для того, чтобы их потом менять, — защищалась одна чаша, а другая возражала ей: — Автомобили создаются не для того, чтобы возить их по воде, а для того, чтобы на них ездить по земле.

— Молчать! — раздавался в адрес бунтовщицы окрик сторонницы плана. — Радиослушатели считают, что мы в Бразилии, а мы вдруг откликнемся из Аргентины. Разве это порядок?

— А когда приедем в Бразилию, будем лапу сосать, да? — язвительно насмехалась бунтовщица. — Как на счет восьмисот долларов за проезд?

В течение двух дней борьба шла вничью. Затем строгий нейтралитет был разбит вмешательством извне.

— Запас репортажей кончается, с первого числа нечего будет передавать, — телеграфировало чехословацкое радио.