— Дурак ты, никто умирать и не собирается, — Однорукий щёлкнул стальной рукой Виктору по голову. Это вырвало парня из меланхолии, он схватился за голову и громко выматерился.
Виктор ткнул беловолосого в ответ и тот, особо не сопротивляясь, отправился в холодные руки снега. Тут он вдруг увидел почерневшую голову Кинжала, которую тот зомби таскал с собой в руке. На самом деле, разобраться с этим ожившим трупом не составило особого труда — Однорукий сделал пару фальшивых выпадов, ударил несколькими колющими ударами, а потом рубанул по плечу выродку так, что тот лишился сначала одной, затем другой руки и обеих ног. А там пара-тройка мощных ударов в сердце, прекратили попытки несчастного ожить в третий раз.
— А знаешь, Витя, быть может, нам и не придётся повторять участь этого трупа, — сказал Однорукий и голос его оживился. — Я, кажется, придумал охрененную идею, говорю, она тебе понравится.
— И что же ты такого выдумал?
— План. Надёжный, как швейцарские часы, — прыснул Однорукий. — А теперь слушай.
Идея Однорукого была проста и изящна: Виктор Зверев, признанный дезертиром, еретиком и человеком, нарушившим Кодекс, с этой самой секунды официально числится мёртвым. Попав в «Князь», виновный вступил в сговор с кем-то из охотников, он содействовал срыву операции «Капкан», а после инцидента на капище «Перуна» сбежал. Однорукий же, будучи настоящим героем, отправился в преследование виновника. По пути были обнаружены трупы, посланные Старым Волком для поимки Виктора Зверева, а сам нарушитель укрылся в лагере «Сварога». В ходе битвы, виновник пользовался помощью демона Когноса. Однако, в непредвиденный момент появился языческий вождь, который вместо помощи Звереву, по своим личным причинам, напал на него. В ходе кровавой заварушки, обвиняемый погиб, как и напавший язычник вместе с демоном. Останки демона, труп языческого вождя и иссохшая голова Виктора Зверева станут прямым доказательством невиновности Однорукого.
— Итого, резюмируя мой гениальный план, — сказал Однорукий, выгибая спину, как кот. —
Виктор поворошил угли в костре, отчего пламя взвилось выше. Его обдало жаром, хотя руки ещё дрожали от впитанной силы. Как только Однорукий заговорил, он, Виктор, сразу понял, что иного выхода у него нет. Но что-то в душе его колебалось и словно говорило: «Нет, ты не можешь так поступить. Если согласишься — ты станешь изгоем. Тебя оболгут, сделают убийцей и преступником, твоё имя станет синонимом слова “предатель”. Этого ли ты хочешь? Чтобы на каждом углу, в каждой подворотне тебя поминали, как лживого, двуличного лицемера?»
— Нет, — сказал Виктор так, словно защищаясь от кого-то, — это неправильно.
— Чего?
— Я говорю, что это неправильно, — повторил неуверенным, сбитым голосом парень, — я ведь… Не предатель, не дезертир, не лжец… Всё же наоборот! — Он видел удивлённое лицо Однорукого, как по его обожжённому лицу скользит сомнение и недовольство. — Тебе-то проще придерживаться такого плана. Ты хочешь закрепить меня в памяти всех, как последнего ублюдка? И что ты думаешь, они правда поверят в эту лживую сказку? Ты со мной прошёл столько всего, а им вдруг объявишь, что я предатель! А как сам будешь оправдываться, что в глаза не рассмотрел мою «истинную» суть?