Танец Грехов

— Опасный это клинок, — сказал Однорукий обезумевшему Виктору, но тот едва ли его услышал. Последний час беловолосый сам себе находил развлечение: метал снежки в дерево, исследовал сожжённые языческие дома, пытался поднять срезанную голову Сварога и вернуть её на законное место, не без интереса рассматривал труп Быка, вся мощь которого исчезла после одного точного удара клинком.

Зрелище было действительно жуткое. Однорукий справедливо думал, что язычнику моча в голову ударила, иначе парень не мог объяснить то, как это лесное чудище умудрилось выронить своё главное оружие, лишившись главного преимущества. Более того, беловолосого удивляло, что его догадливый товарищ решился использовать клинок и, самое удивительное, попал ублюдку точно в сердце и бил до тех пор, пока этот бугай не ослаб, рухнув в сугроб. Крови было целое море, но самое страшное началось потом, когда из могучего тела воина полилась чистая энергия, переливаясь бурыми, чёрными и бордовыми цветами. Виктор невольно раскрыл рот и эта энергия, как какой-то червь поползла внутрь. Однорукому показалось, что в этом потоке ревут души убитых, в хороводе переливаясь своими аморфными остатками лиц, которых поразил ужас и страх. Глаза Виктора залились белым, и он трясся, но Однорукий не решился подходить. И вот, когда этот кошмар закончился, его умник-товарищ рухнул на снег и провалялся с добрый час в его одеяле.

После он едва поднялся со снега и, пошатываясь, как будто выпил половину мировых запасов спирта, доплёлся до алтарного камня и теперь сидел там, загоняемый дрожью, судорогой и ещё невесть чем.

«Оставь его, — вкрадчиво прошептал собственный внутренний голос, — он уже не жилец. Сколько раз этот ублюдок тебя едва не убил? Сначала вместо него на алтарь пошёл ты, затем за ним потянулась охота, оказалось, что у него контракт с владыкой Ада, а потом он вырвал голову пленника и больше походил на демона, а не на человека? Тебе этого мало? Он ведь прикончит тебя и даже не вспомнит, что ты был ему другом».

«Нет-нет, — тряс головой Однорукий, борясь с соблазном улизнуть из этой заварушки сухим из воды, — он придурок, конечно, но мы с ним два сапога пара. Только я вот по казино шарюсь, а он кентуется с самим Сатаной!»

Да и куда ему теперь бежать? Обратно, в Инквизицию? Так руководство справедливо поинтересуется, где же Однорукий пропадал и теперь-то уж точно бросит его в «Лёд». А оттуда, как известно, не сбежать, по крайней мере, живым уж точно. А если не к ним, то куда?

«Может, стать ведьмаком? — блеснула идея в голове, когда он рассматривал переливающееся в солнечных лучах, лезвие клинка. — А что, работаешь сам на себя, получаешь деньги, гасишь демонов, а потом снимаешь девок, чем не жизнь?»

«Однорукий ведьмак с протезом от “Инквизитора”, — рассмеялся внутренний голос, — быстро же ты народу запомнишься, а там и до Инквизиции слушки дойдут. Думаешь, старый Скряга не запомнил тебя? Не запомнил, как едва не сделал тебя инвалидом, но твой дружок смог тебя спасти? Ты же знаешь, что Кодекс не терпит дезертиров. Ты ведь читал, что они делают с такими как ты».

— Я пока не дезертир, — буркнул Однорукий, разглядывая протез на правой руке, — но участь незавидная. Не хочу лишаться жизни из-за своего друга-идиота.

— Ольга… — протянул Виктор ртом, который наполнился чёрной слюной, медленно падавшей на снег, — Харон… Градимир… боги…

— Ага, а ещё мать Тереза и Иисус Христос, — ввернул Однорукий и ткнул Виктора в плечо. Тот едва головой не стукнулся о камень, но беловолосый вовремя подхватил его, Виктора. — Совсем ты себя не жалеешь, вот что я тебе скажу, дружище, — Он в очередной раз зарядил Звереву пощёчину, но тот даже глазом не повёл. — Вот, спрашивается, кто тебя просил этим пользоваться? — Однорукий держал в руке кинжал с обсидиановым лезвием. Когда Виктор пробил им сердце язычника, то Однорукому показалось, что чёрное лезвие раскалилось докрасна и жадно въелось в плоть своей жертвы, вытянув из неё все соки. Теперь это жуткое оружие было в руках однорукого инвалида и угрозы не представляло.

Но Однорукий чувствовал, как его заряженное чёрным пламенем ядро будто бы тянулось к хищному чёрному лезвию, будто желало впитаться в этот обсидиан и растаять во мраке. Парень вздрогнул и спрятал клинок в ножны на поясе.

— Почему она умерла? — Виктор поднял глаза, залитые лопнувшими капиллярами. — Мне пришлось, пришлось её убить…

— Кого убить? — Беловолосый чувствовал, будто беседует с заснувшим человеком. Это вернуло ему толику любопытства — всё лучше, чем молчать с трупами.

— Ольга была моей… — сказал Виктор, — она ушла к демонам… Я не мог…

«Это ведь не его воспоминания, — вдруг понял Однорукий и ухмылка сползла с его лица, — глядишь, он так и себя забудет…»

— Голова шакала, — объявил парень снова и вытянул руки, желая сползти с камня, — Анубис платит жизнью за смерть и смертью за жизнь…

— Очень умно Витя, очень. Что ты прикажешь с тобой делать?

— Пески не забудут меня… — прошептал он и затряс головой, — тюрьма… теперь тюрьма…