Танец и Слово. История любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина

Удивительно, но в городе на Неве была оттепель. Московский вокзал кишел народом. Прошло уже два часа, а рассвет так и не хотел заканчиваться. Двадцатые числа декабря здесь – это белые ночи наоборот. День начинается, но, так и не раскрывшись светом, медленно переходит в ночную тьму… Сергей месил ногами слякотный, полужидкий снег. Казалось, он был изрыт тысячами следов. Ноги сразу промокли. Никого не было рядом, никто не узнавал его, как в Москве. Чёрный Человек осознавался далёким кошмаром, но, тем не менее, а вдруг оглянешься – и он следом идёт? Сергею чудилось чьё-то внимание. В такой толпе невозможно вычислить слежку. Да, но откуда ей взяться? Не может быть, чтобы ленинградскую милицию предупредили, что он уходит от суда. Выпил чаю в буфете. Неприятное место – вокзал. Какие-то непонятные личности, нищие и попрошайки, воры-карманники, всё сиюминутно меняющееся и суетное. Вот сейчас здесь человек – а через пару дней в Туркестане или на Белом море.

«Некрасова, 29», – бросил извозчику. Тот хмыкнул: «На Бассейную, значит». Долго тащилась кляча. Вдоль Невского, потом по Лиговскому проспекту. Сергей знал, что у Вовы Эрлиха своя двухкомнатная квартира на втором этаже старого, добротного питерского дома. Это москвичей замучил квартирный вопрос, а в бывшей столице всё гораздо проще с жильём. На это тоже была большая надежда. Ему нужен свой, уютный дом. И просторный, чтобы разместить сестёр, чтобы было где писать – в тишине и покое, а не на краешке чужой постели. Если ему дадут редактировать журнал, он сможет добиться и жилья. Когда возница наконец натянул вожжи, Сергей очнулся от задумчивости. За отдельную плату старый петербуржец помог ему с чемоданами. Дверь в подъезд была красивая, четырёхстворчатая. Над ней были прибиты две таблички: 1 и 31. Это означало, что квартира номер восемь входит в этот промежуток. Лестницы были широкие, марши – невысокие, удобные. Витая решётка под перилами, будто морозные узоры сказочными цветами. Пока ехал в пролётке, чувство чужих глаз оставило его. Ноги слушались плохо, словно кто-то навалился на плечи. Тряхнул золотыми волнами волос: он устал, не спал ночь… Последний марш был всего из семи ступеней. И – направо, в коридор. Четыре квартиры: седьмая, восьмая, девятая и десятая. Поставил чемоданы. «Надеюсь, этот шалопай дома». Прежде чем позвонить, нащупал в кармане пистолет. Против Чёрного Человека он бессилен, а вот сейчас… Он и сам не знал, почему так сделал. Дверь открылась сзади. Мгновение – он упал на колени. Выстрелить не успел. Сразу удар в лицо, слева, в глаз. Внезапным светом распахнулась дверь в квартиру Эрлиха. Только Вовы там не было. Четыре человека в чёрном окружили его. И стало темно.

Во рту был металлический привкус крови. Мучительно яркий свет резал глаза. Ему приснились четыре белоснежных ангела. Но вокруг были только люди в чёрных кожанках. Руки – в карманах. Почти оглохший, будто издалека слышал их голоса. Требовали какую-то телеграмму. Понять ничего не мог, как ни силился… Снова проваливался в забытьё… Потом ему казалось, что у этих, в чёрном, лица Чёрного Человека. Они одинаковы, как близнецы. В ухо ему кричали, облили водой. Чуть не задохнулся от холода. Когда понял, что они ищут телеграмму Каменева, хотел рассмеяться, но сил почему-то не было… Это же просто шутка, очередная его байка. Долго осознавал, что это не Чёрный Человек в четырёх лицах, а просто – обыкновенные люди. Из последних сил прошептал: «Господи, я же просто твоя дудка». Его мучители никак не могли понять, что он сказал, решили, что молится. Били. «Господи, Ты бо рекл еси пречистыми устами Твоими: яко без Мене не можете творите ничесоже». Старался вспомнить, как молиться, но от боли не мог связать слова. Мысли путались… На столе – его чернильница в виде крошечной этрусской вазы, подаренная Исидой. Только лежит на боку. И чернила разлиты – красные. Кровь? «Кто его ищет?» Будто из-под земли расслышал знакомое имя: Анна Берзинь. Один из чёрных людей говорил: «Здесь, и что? Скажите, чтоб ехала обратно. Объясните, что он – государственный преступник. Пару тысчонок лет назад таких на кресте выставляли по дороге в Рим… В назидание». Чёрные люди совсем не стеснялись говорить при нём, будто его уже не было. В их издёвках ему слышался смех Чёрного Человека. С трудом открыл глаза.